30 лет Ворошиловградской экспедиции на Памир
Добавлено: 07 авг 2017, 10:35
В июле 2017 года был на своей родине в Волгоградской области. Племянник угостил рыбалкой. Прекрасная летняя вторая половина дня, знакомый еще с далекого детства пруд, современная удочка и уж очень хлипкая надувная лодка. Отправляясь на ней в маленькую заводь среди камышей, побоялся взять с собой видеокамеру. Рыбалка удалась: адреналинно поплавок уходит под воду, удачная подсечка, выгибается удилище (лет бы 50 назад я сказал «бамбуковое»), темная вода скрывает размеры добычи, но судя по натяжению лески и тяжести на рыболовной снасти чувствуется, что хороший карась на крючке. Отвел душу, натягал карасей кг 7–8. Даже вечером ел их в жареном виде. А что осталось в остатке от непревзойденного удовольствия? Только воспоминания, положенные вот на эти строки. Эх, ну почему я не взял в лодку видеокамеру? А лучше было поручить съемку племяннику, он был рядом на другой лодке.
Это все пришло мне на ум, когда друзья попросили опубликовать материалы о событиях 30 летней давности про нашу Памирскую экспедицию лета 1987 года. «У тебя же все ходы записаны». В начале своего увлечения горовосхождениями, я где-то прочитал, что альпинист проходит свой маршрут трижды. Первый раз при планировании восхождения. Второй — руками, ногами непосредственно на маршруте. Ну, а третий раз, вспоминая пройденное и рассматривая фото, слайды, видео, читая отчеты, дневники, отзывы. Вот достаю из хранилища. Предлагаю пройти маршруты на семитысячники СССР вместе с нами, как бы в третий раз. Извините за излишние подробности, писал дневник для себя, 30 лет назад. Шевченко Алексей.
1987 год июль–август Памир. Дневник Шевченко А.Г.
Первый раз в Азию летим через Москву. Собственно столицу и не видел, по Кольцу переехали с аэропорта в аэропорт. Полёт в Азию был не очень утомительным. Судя по невзрачному зданию аэровокзала, Ош — небольшой город. За советом обращаются все к Захарову, он уже здесь был с северодончанами, поэтому рассказывает, куда и на чем ехать. Оказывается, груз, высланный раньше, уже прибыл. Удачно. Организовали машину для доставки его на базу. С Женей Корнеевым занимались погрузкой, а потом сами отправились до места. Не выдержав соблазна, встали на рынке с автобуса, и сразу «бомбить китобы». Книг много — глаза разбегаются. Накупили книг и на главпочтамт, отправляем покупки домой, не таскать же их больше месяца. Переживаю: там, на базе, наверное, неотложные дела, все жужжат, а мы с Женей собой занимаемся. Но встречаем наших, оказывается все подались в город. Видим посланца нашей Фанской экспедиции Агафонова, его прислали для координации. Рассказывает последние фанские новости: о неважной погоде, о куче новоиспеченных перворазрядников. Собираемся на базе «Алай», добираться гораздо удобней, чем на базу Лучоб в Душанбе. Обсуждаем положение, непонятен наш ранний приезд в Ош, без фанского руководства — мы никто. Два дня ждём Краснощекова, отдыхаем, ходим в город, объедаемся фруктами-овощами. Рядом с базой на речке великолепная полоса отдыха, купаемся, играем в футбол — настоящий отпуск нормального человека. При игре в футбол эмоции захлестывают, доходит дело даже до драки. Встречал Краснощекова и Зомаревых с самолета, еле доволок огромный чемоданище с медикаментами. С появлением Ник. Алексеевича сразу все забегали, засуетились. Я побывал на погранзаставе, поговорил с майором Третьяковым по поводу пропусков в погранзону, пропуск-то у нас коллективный, а заезжать будем двумя партиями. Зомарев привёз оплаченный счёт на машину и вертолёт в адрес облспорткомитета, и мне надо (а почему мне?) было с утра в пятницу проталкивать его в жизнь. Тем не менее, утром я погнал на погранзаставу. Вечером препирались Краснощеков — я — Зомарев: почему это самое важное дело никем не делалось? В субботу походил по пустым коридорам спорткомитета, под трибунами стадиона. Краснощекову на базе случайно сказали, что нам надо обращаться в дирекцию МАЛа рядом со стадионом. Услуги МАЛа, оказывается, оплачиваются через Ошский облспорткомитет. К нашему счастью дирекция МАЛа работала в выходной день, и Краснощекову удалось договориться о транспорте. По вечерам на базе у нас процветал преферанс, у компании Волохатых серьезные ставки, играют на арбузы. В воскресенье ездили на межреспубликанский базар в Кара-Су, расположенный одновременно и в Узбекистане и в Киргизии. Вещей хороших полно — глаза разбегаются. На рынке увидели киоск с вывеской «Пиво», и никакой очереди. Пиво отпускают в бокалы, и никакой очереди. И это посреди лета! Фантастика. Сказка кончилась с первым глотком пенного напитка, пиво оказалось безалкогольным. Я и не знал, что бывает такое. Шалашный рассчитывался за карточный проигрыш 17 кг арбузов. Но арбузы 1 руб за кг были неважные, и Женя купил нам 17 шашлыков. Моросил дождь, мы сидели у мангала под тонким навесом, довольно шумно поедали жареную баранину и расхваливали Шалашного, особенно его карточное мастерство. С этого дня к Жене прицепилась кличка «Шашлычный». В понедельник с утра решаю вопрос с обратными билетами. Выполнить общее пожелание участников экспедиции возвращаться через пляжи Черного моря, как в 1985 году — не представляется возможным. В справочной Аэрофлота утверждают: самолета Симферополь — Ворошиловград, Сочи — Ворошиловград нет в расписании, хотя я твердо знаю, что есть. Приходится заказывать транзит через Ташкент на 15.08.87 утренним рейсом с Оша. Утром поехал в кассы, успел только заплатить аванс 1000 рублей, прибежал Игорек, наш нач.прод с известием: пришла машина и автобус, все погрузились и ждут меня. В спешке заказываем авиабилеты и на такси на базу. Для поездки под пик Ленина нам представили автобус «КАВЗ» — неплохой сервис. Ещё в городе закупили несколько ящиков помидор, огурцов, а я лично — два куска хозяйственного мыла, да в шашлычной стащил ложку. Шёл к автобусу и ныл: «Как мне стыдно». Едем полями. Утром, как следует, не поели, ищём придорожные варианты. Допытываемся у самого опытного, Захарова Вити: есть ли по дороге чайхана, столовая? Отвечает непонятно, упирая на то, что ехать надо без остановок. Сытый голодного не поймет. На ходу начинаем рвать руками хлеб и рубаем помидоры, съедаем палку сухой колбасы. На въезде в погранзону, 45 км от города, вышел со всеми пропусками на КПП, пропустили всех скопом. Машина поднимается на перевал, по дороге много бульдозеров, разгребают последствия селей. До нас были обильные дожди, вот и понаперло на дорожное полотно щебня, грязи. За перевалом дорога спускается среди увалов совершенно красной глины. Видно здесь после каждого дождичка дорога заваливается глиной. Встречаются юрты чабанов, у всех торчат телевизионные антенны. Поднимаемся на следующий перевал «30 лет КССР». Интересно, а как до 30-ти летия республики он назывался? Приезжаем в селение Сары-Таш, пока автобус заправляется, пошли к домикам глянуть на местную жизнь. Здесь все без условностей, киргизка, сняв годовалого дитя с горшка, моет его ледяной водой с реки, пацан отзывается «восторженным» криком. Дома из самана, длинные, там, наверное, всё — и жилая часть и хлев. Зовут ехать дальше, у шлагбаума погранзастава, отдаём пограничникам свои пропуска. Никто поголовно нас не проверяет, как стращал Захаров. Тем более с нами ехало двое не вписанных в бумаги харьковских ребят, Поляковский с товарищем лежат сзади на рюкзаках. (Харьковские альпинисты группы Леши Москальцова погибнут через месяц при восхождении на в. Клары Цеткин, их сметет снежно-ледовой лавиной, чудом выживет лишь наш земляк с Кадиевки Саша Коваль). Выезжаем в Алайскую долину, странно видеть столько ровной земли в горах, обделённой вниманием земледельцев. Суровый климат здесь, зато богатые пастбища собирают стада двух республик. Восточно-Памирский тракт на Хорог ушёл влево, ну, а мы вправо. Говорят этим путем можно доехать до Джиргиталя. А нам надо прямо до другого борта долины, но напрямик нет дороги. Мы вынуждены ехать на запад 60 км, затем по узкому мостику сворачиваем с асфальта через речку на проселочную дорогу поперек Алайской долины. Темнеет. Водитель не знает толком пути. Дороги хорошей нет, наверное, здесь ездят, как попало, долина ровная, лишь кое-где мелкие русла ручьев. Начали плутать. Проезжали в темноте мимо каких-то юрт, нас облаяли собаки, прыгали через ручьи. Вовочка Гордиенко местами бежал впереди автобуса и показывал дорогу. Пару раз чуть не перевернулись. Водитель жалуется на своё плохое зрение в темноте. Слава богу, в том же направлении шёл бензовоз, доставлял горючее вертолету, мы за ним пристроились и после ещё нескольких судорожных блужданий добрались до МАЛа, высота около 3600 м над уровнем моря. Дальше водитель отказался ехать, как мы его ни просили, хотя машина с нашим грузом прошла выше до Луковой поляны. Захаров утверждает: тут совсем не далеко идти, пешком минут 30. Единственная сложность — перейти речку. Из темноты появляется наш одесский друг Саша Пархоменко, работающий инструктором в МАЛе. Может он нам устроит ночлег? Оказывается, на территории лагеря нельзя находиться. Зато Саша помогает договориться с грузовиком, обслуживающим МАЛ. Водитель грузовика громко ругается с автобусником по поводу его нежелания проехать выше. Все это смахивает на дешёвый спектакль, цель которого — получения мзды за оставшийся отрезок пути. Мы намаялись в дороге, хотим спать, согласны на всё. Грузимся. Поехали. Ухабы, подъёмы, еле в кузове держимся. Интересно, как бы мы здесь шли в темноте? Да еще с ящиками помидор! Ночи бы не хватило. Странный человек — Витя Захаров. Наконец, после дикой тряски, прибыли на место базового лагеря. У кучи наших бочек, рюкзаков, ящиков стоят Андрейцо, Кузнецов, они ехали с грузовиком. Попросили водителя немного посветить нам фарами — поставить палатки на ночлег. Холодновато, с трудом нахожу свой рюкзак и утепляюсь. Кое-как устанавливаем палатки и засыпаем. Утром сумбурный подъём. Оглядываюсь, как-никак Луковая поляна, сколько о ней говорили, мечтали. Впервые услышал это название от ЗФ в 1978 году: «Ребята, в 1980 году Луковая поляна, мешок денег…». 9 лет назад мечтали о пике Ленина, и я в тот год еле упросил военкома забрать меня в армию осенью, чтобы летом 80-го попасть на Памир. С нашего лагеря пика не видно, какие-то предгорья кругом, позднее узнал, что пик Ленина хорошо просматривается с МАЛа. На поляне рядом стоят палатки других команд. Занялись хозяйственной деятельностью по оборудованию лагеря, ставим кухню, роем яму для отходов, организуем туалет. Я стал перебирать помидоры, при вчерашней тряске много их подавилось. После расселения я попал в теплую компанию в палатку с Корнеевым Женей и Денисовой Татьяной. Выравниваем вкривь и вкось в темноте поставленные палатки, обкапываем своё жилище канавкой. Дениска — молодец, достает полиэтиленовую пленку и накрывает всю палатку. Сколько раз потом это спасало наше жилище от потопа и снега. Волохатых призывает играть в футбол. Поляна с идеальным травяным покровом, только вот с наклоном. Первый раз в жизни играю в футбол на высоте 3800 м. Небольшое ускорение и затем, согнувшись в три погибели, ловишь судорожно воздух и никак не отдышишься. Страшно, что мяч улетит, вернее, укатится по наклонному полю. После одного своего удара бегу сломя голову за укатывающимся мячом, аж сердце зашлось, дыханье перехватило — задохнулся. Минут 15 возвращался несчастные 60–80 метров. Утешаемся мыслью — акклиматизация протекает бурно.
Большие неясности в экспедиционных делах. Вроде бы нужно делать акклиматизационные выходы, для этого раньше фанских ребят и приехали, но с другой стороны – нет ни одной бумажки, кроме писульки с КСП о разрешении организации базового лагеря и позволяющей начать спортивную деятельность экспедиции. Бурные дебаты в нашей палаточной столовой. Я поддерживаю половину, считающую, что нельзя ставить сбор под угрозу нелегальными выходами. Подначиваю Краснощекова: сколько недель он имеет 2-ую инструкторскую категорию, мол, и последних. Решаем всё-таки выйти на перевал Туристов, 4100 м.
Июльским утром двинулись туда. Идти недалеко. Тропа набитая, последний крутой подъём преодолеваем по очень мокрой сыпучей почве. Неакклиматизированные вылезли на перевал за 1час 20 минут. Полюбовались окружающими гребнями, склонами пика Ленина. Захаров показывает дальнейший путь и где обычно находятся промежуточные лагеря. Заспорили о дальнейших выходах, оказывается до первого лагеря 4200 надо идти по леднику целый день. Какой смысл? Если адаптацию к этой высоте можно и здесь получить. Заметил: я поддерживаю ту точку зрения, которая предполагает меньший объём работы. Возвращаемся в лагерь. Я бы не сказал, что этот выход доставил удовольствие. Как всегда моя акклиматизация происходит очень болезненно. В лагере процветает преферанс. Играют на будущие арбузы. Шалашному катастрофически не везет. Ему советуют обратиться к врачу. «Доктор, страшно не везет в карты!». Устраивается футбол в тяжёлых ботинках-вибрамах. Тут в кедах не побежишь, зато нагрузка страшеннейшая. Все хотят быть вратарями или стоящими защитниками. Краснощеков занят поисками вариантов, а мы расслабляемся: футбол, карты, книги, отличная погода. Ну чем не отдых? Но всё же чувствуется нервное напряжение, ребята волнуются: зачем из дома рано выехали, чтобы здесь сидеть? Фанская компания задерживается. Разыгрываю вслух ситуацию: если Загирняк не приедет, мало ли что с человеком может случиться. Все аж содрогнулись от такой перспективы – тогда сезон пропал. Подбрасываю в народ еще вопрос: «Что каждый скажет Загирняку, встретив его по возвращению в Ворошиловград». Ребята юмора не понимают. Краснощекову сказали какие-то «большие» альпинисты, что до 6000 м можно запросто ходить без всяких документов. На завтра назначается выход с заброской и организацией лагеря 4200.
16.07.87. Вышли не спеша после завтрака. Е.Корнеев отдал во временное пользование свой рюкзак, я загрузил его личными вещами и полученной раскладкой. Погода хорошая. До перевала привычный путь, затем вниз и траверсом по натоптанной тропе вправо. Спускаемся к речке, Захаров предупреждал, что переправа может оказаться проблематичной. Обошлось без трудностей. Переваливаем через морену, и мы на леднике. Он представляет ровную заснеженную поверхность с небольшим уклоном, ширина ледника 1–1,5 км. Идти очень тяжело, ноги пудовые, рюкзак сгибает, дорога без конца, нещадно палит солнце. Часто встречаются закрытые масками люди, бодро спешащие вниз, на нас тоже марлевые повязки — солнце здесь жестокое. Идём уже несколько часов, а конца не видно, плетусь в последних. Это не альпинизм, а пытка какая-то. Наконец наши впереди расположились на отдых прямо на снегу, подхожу и валюсь. Перекус. Волохатых говорит, что сейчас должна вернуться Дениска, она почему-то прошла дальше. С вялым удивлением наблюдаю, как парни с аппетитом рубают колбасу, консервы — у меня отвращение к пище. Со словами: «Гады вы все!» — подходит возмущенная Таня Денисова — «Почему мне не сказали о привале?». Агафонов в ответ: «А я знаю, чего ты мимо прошла и не остановилась?». Все смеются, мол, доходилась Дениска, своих не узнает. Надо двигаться дальше. «Эх, если бы так хотелось, как не хочется!» — вспомнились слова Вити Петренко. Что же будет выше, если я ниже 4200 иду чуть живой? Ещё через пару часов движения по раскаленной сковородке ледника вижу на морене суетящихся людей, это наши ставят лагерь 4200. Где найти силы для преодоления последнего взлета? Кажется, и зубами цепляюсь за камни морены, с трудом выползаю на площадку. На переход от базового лагеря ушло у меня 6,5 часов крайнего напряжения сил. (Через неделю этот же путь с грузом буду проходить за 2 часа играючи). Дают чаю с термоса. Плохо, что сам не имею термоса. Отдышался, принимаю участие в обустройстве лагеря, болит голова, через силу заставляю себя что-нибудь съесть. Пытаюсь жить активно и меньше лежать без движения. Мой небольшой личный опыт высотника говорит, что надо меньше быть в себе — загнёшься. А состояние организма в малокислородной среде — тошнота, головная боль, слабость. Все 17 человек забираются в «Зиму». Чем заняться? Преферанс. Почему-то многим, особенно Волохатых, кажется, что наша игра в карты мешает спать. Мол, все устали после перехода — надо пораньше лечь спать. Сон при акклиматизации не поможет, особенно мне, но приходится считаться с большинством. Ночью карточные кошмары: мы лежим в «Зиме» по кругу ногами к центру, и вот идут «распасы» по кругу, а у меня на руках туз в виде горной лыжи и я безуспешно пытаюсь спрятать его под собой. Голова болит невыносимо, выползаю ночью наружу, делаю то, чем спасался первые ночи на Луковой поляне от головной боли, интенсивную разминку: машу ногами, руками, наклоны туловищем, приседания, разгоняю кровь. Очень боюсь: кто увидит — что подумает. Голову отпускает. Засыпаю. Через два часа все повторяется. Под утро Дениска сжалилась, дала мне «колеса», так мы называем таблетки.
17.07.87. Что-то завтракаем, собираемся вниз, народ оставляет свои вещи. Я не решаюсь, не нравится всё это, и сам я не нравлюсь, может мне и не придется больше подниматься. Пошли вниз, орлы взяли непосильный для меня темп, хотя дорога простейшая, да ещё вниз. Постепенно оказываюсь в хвосте, не обгоняют меня лишь Иванов и Гордиенко, специально плетутся за мной. Предлагают забрать мой рюкзак, да он мне не мешает. Всё! Ледник закончился. Переваливаем через морену. Оказываемся немного ниже, чем переправа через речку. Сверху с траверса машут нам руками — мол, надо вернуться назад. Но мы находим свой переход через реку по громадному ледово-снежному мосту. К перевалу поднимаемся не по натоптанному серпантину, а по красной сыпухе, отнявшей у меня последние силы. Дальнейший подъём на перевал Турист — непосильная работа. Отдаю ребятам свой полупустой рюкзак, Толик и Вовочка тянут его по очереди. Сам двигаюсь неизвестно на чём, вверх тащит лишь одна мысль: ведь иначе этим ребятам придется волочь и меня, а им тоже сейчас не сладко, при акклиматизации мы находились в равных условиях. Меня почему-то считают сильным высотником, это когда я на Корженеву в 1984 году бодрее всех «забежал». Отдыхаем на перевале. Ну, а вниз уж как-нибудь сам с рюкзаком. Спускаемся до травки, отпускаю ребят, что тут осталось до лагеря. Они резво убегают. На ходу щиплю стручки дикого лука и запиваю луковое жжение водой с горных ручьев. В лагере меня встречает встревоженный доктор, Володя Зомарев, уже наговорили ему про меня разных ужасов. Фанских ребят до сих пор нет. Не очень огорчился этому. Вечером опять разговоры о выходах, об акклиматизации. Вот чего мне не хочется, так это куда-то выходить, сидеть бы в лагере, да в карты играть. После ужина привычный преферанс, на каждый звук подъезжающей машины выскакиваем из нашей кают-компании, ждём фанских ребят. Тем более Волохатых сказал, что ему снился приезд Загирняка. Вносит оживление в карточную атмосферу Евгений Корнеев. «Ребята, у меня тодос!». И показывает карты. Волохатых предлагает ему зайти. «Да что тут ходить! Все же понятно». Волохатых: «Ты ходи!». И Женя в пылу уверенности, имея на руках весь старший козырь, заходит с мелкой карты. Видно помутнение нашло. Ну, рев был знатный. И все-таки фанская команда не дала закончить карточную партию, уже почти ночью приехали. Радость встречи. Помогаем им ставить палатки. Мне привезли спальник, жилет, теперь у меня почти двойной пуховый комплект.
18.07.87. На другой день обустраиваем лагерь, согласно вновь прибывшим. Я занимался установкой флага. Заседал тренерский совет, решили дальше работать двумя группами. Волохатых выразил сомнение по поводу меня из-за слабого первого выхода. Я с радостью согласился перейти в группу Корнеева Валерки, т. е. получил еще один день отдыха. Группа Волохатых в 16 часов вышла наверх, Корнеев своих погнал для разминки на перевал Турист, я отказался — лучше в футбол с пацанами поиграть. Зашиваю в маске отверстие для рта, вырезанное по совету Цымбала для удобства дыхания. Дышать всё равно было трудно, а губы сильно пожег. Через каждый час прошу у Людмилы Краснощековой крем умягчающий, который хоть как-то уменьшает мои мучения. У Волохатых лучшая конструкция маски: вшил в маску полушарие (с отверстием) от женского бюстгальтера.
19.07.87. После сытного завтрака, а питание в базовом лагере организовано очень хорошо, три поварихи — Зомарева, Краснощекова, Вайвалова стараются вовсю. Вышла и наша группа наверх. Путь знакомый. На леднике можно и осмотреться, ведь первый раз шёл здесь как в тумане. Уцепился за Корнеевым, растянулись по леднику. Корнеев, Мельник и я без больших проблем за 3,5 часа дотянули груз до 4200. Но голова всё-таки дает о себе знать. Разрыв и в этой группе между людьми измеряется часами. Печёт солнце, никуда не спрячешься. Палатка «Зима» совершенно прозрачна для солнечных лучей. Аппетита нет, всё засовываю в рот с большим трудом. Кто дремлет, мы собрали компанию в преферанс, одновременно пытаемся загорать, но порывами налетает ледяной ветерок, здорово не разденешься. Голова побаливает. Классный образец коллективной акклиматизации показывает Загирняк — читает вслух «Золотого телёнка». До самой темноты в верховьях ледника Ленина раздавались взрывы мощного коллективного хохота. И трудно было поверить, что каждый смеющийся переживал острейшие неудобства акклиматизации — тошноту, головную боль и т. д. Ночью начинается снегопад и приходится часто бить по скатам «Зимы», чтобы сбить снег.
20.07.87. Утром местность изменилась — всё покрыто свежим снегом. Намеченный по плану утренний выход пришлось отложить на позже. Вверх двинулись после обеда. Идёт резкий набор высоты. Прёмся по крутому снежному кулуару, тропа скрыта свежим снегом, где конкретно надо идти — никто не знает. Головинский, Мельник и я далеко вырвались вперед, Серега мощно молотит ступени, не догонишь его для смены, но он в ней и не нуждается. Не нравится мне этот подъём. Кругом в кулуаре следы лавинок, кулуар сужается, по-видимому, в горловине чуть выше нас должен быть поворот влево за скальную стену. Работаем в позе высотника. Вдруг почувствовал опасность. Поднимаю резко голову — по кулуару, набирая скорость, несётся все увеличивающаяся лавина. Серега, молча, улепётывает от неё на стену кулуара, Миша отдыхает, нагнув голову. Кричу ему: «Лавина!», изо всех сил пытаюсь уйти от несущегося снега в сторону, одновременно ору вниз поднимающимся ребятам. Увернулся, Головинский и Мельник тоже, гляжу, мужики внизу разбегаются в разные стороны как зайцы. Один лишь заметался, а потом обреченно застыл, понял, что не уйдёшь и стоя ожидал приближения лавины. К счастью она уже погасила скорость и лишь немного протащила Загирняка, это оказался он. По-моему, мы слишком углубились в этот кулуар, ищу путь налево. Скалы присыпаны снегом, лазанье не очень приятное. Уже почти достиг перегиба, как снизу закричали о возвращении, наша команда, следуя за Гриценко, не снижая скорости, со снега выперлась на скальную стену. Всем надо идти в одном месте. С большим трудом сползаю обратно в кулуар и присоединяюсь к скалолазам. Наше лазанье обалдело наблюдают идущие сзади тальятинцы, кстати, правильно идущие по тропе. «Во ворошиловградцы сильные ребята, шли споро по снегу, а затем, не снижая скорости, по отвесной стене и дальше посандалили!». Несмотря на мои опасенья, в скалах нашёлся удобный проход, правда, несколько метров пришлось покорячиться. Вылезаем на гребень, гляжу вниз, да — а, меня отвернули в 30 м от тропы. Затратили лишний час работы, зато по скалам полазили, а то снег и снег. Движемся по широкому заснеженному гребню, маршрут увалами, горбами. Есть короткие участки по 60 — 80 м довольно крутого снега, интересно здесь будет спускаться. За каждым подъёмом ожидаем увидеть лагерь 5200, а там следующий увал. Эти горбы доконают совсем, пару человек наших идут впереди, остальные отстали, пхаюсь один. Погода на все 100. Дает о себе знать рюкзак. Прилечь бы. Вдруг вижу, навстречу быстро движется группа Волохатых, сразу же принял непроизвольно бодрый вид, зашагал лёгким пружинистым шагом, почти бегом. Приветственные возгласы типа: «Силён мужик, вырвался вперед, рысачит с рюкзаком, высота ему нипочем!». У ребят изможденные лица, жалуются на сильную головную боль, особенно Кузнецов и Цымбал. Захаров, добрая душа, отсыпал мне целую горсть сухофруктов. Прекрасное угощенье на высоте. Мы дефицит страшный с этой сушкой сделали, лосося проклятого набрали полно, кто-то его деликатесом называет, а обыкновенных сушёных яблок нет. Происходит диалог: " Далеко ли ещё до бивуака? — Совсем рядом». Весь склон просматривается — никаких палаток нет. Прощаемся, ребята торопятся попасть сегодня в базовый лагерь. Зарюкзачился, тропа ровная, набитая с небольшим подъёмом, кругом сплошная белизна, глазу уцепиться негде. Через 15 минут увидел разноцветье палаток лагеря 5200. Наша «Зима», высотные палатки и чужие ярко-красные «дракончики». С наших пришел сюда третьим, затратил на 1 км высоты 3 часа. Готовим чай, постепенно подходят остальные. Мой организм опять чувствует остро высоту. Прямо над палатками крутой снежный склон, по нему дыбится прямо в небо тропа. Неужели и нам туда идти? Какой-то человек быстро поднимается по тропе, а затем вниз. Оказывается — активно акклиматизируется. Бывают же стальные люди. Тут по бивуаку, как вареный, передвигаешься. Расселяемся. Костромитинов, Мельник, Бурлака и я забираемся в высотную палатку, остальные в «Зиме». У нас преферанс, а в большой палатке Загирняк достаёт нержавеющего «Золотого теленка» и опять до темноты над ледниками пика Ленина мощные взрывы хохота. «Пилите гирю, Шура, она ведь золотая!». Молодец М.В., лучше отвлечься от нехорошего состояния организма. Костромитинов всё время в работе, назначает дежурных, следит за меню, раскидывает груз, ведёт учёт. Вечерняя трапеза, с большим усилием пытаюсь хоть что-то закинуть в рот. Ночь проходит беспокойно. Бурлака предъявлял претензии потом, мол, я своим постоянным кручением не давал ему спать. Ночевали мы на льду, но было не холодно.
21.07.87. Утром готовимся к выходу, завтрак с тем же успехом, но многие рубают с аппетитом. Выход. Сразу тяжёлая работа на крутяке, очень трудно включиться в работу. Ползём собранно. Руки почти кладёшь на пятки впереди идущего — так круто. Подошли к пещере, низкий вход, говорят на всякий пожарный — вдруг непогода. Делаем зигзаг вправо и вверх. Немного выполаживается. Дает о себе знать солнце. Крутые подъёмы перемеживаются с пологими участками. Движемся сильным траверсом влево — опасное место. Над нами «метла» с массами снега, под нами снежно-ледовые разломы, сбросы. Поневоле ускоришь шаг. Выходим на широкое снежное поле, хотя снег здесь везде, скал совсем нет. Называется это — полка. Морально, да и физически готов прийти на бивуак 6100, но еще минут 30 двигаемся по этому полю-полке с небольшим набором высоты. Видно уже какое-то снежное возвышение, потом выяснили — иглу. И около него палатки. Лагерь 6100. Сбросили рюкзаки. Через несколько секунд — карты подняты, делаются ставки, буквально через минуту после прихода на 6100 я остаюсь без двух на семерной игре. Участвуют Корнеев Валерка, Савостиков, я и еще кто-то. Костромитинов занимается укладкой принесённых продуктов нами и группой Волохатых. Постепенно собирается наша группа, опять разрыв между участниками на переходе 5200 — 6100 порядочный. Голова разламывается от боли, но мы продолжаем свой преферанс. Для адаптации здесь надо побыть подольше, но Корнеев В.Н. и Загирняк командуют: «Вниз!». А ведь не подошли еще Осьмак и Крюков. При спуске у опасного траверса встречаем отставших. Головинский и Костромитинов забирают у них груз и поднимаются обратно. Я бы так уже не смог. Сил, кажется, осталось лишь на спуск. А он по этим снежным крутякам не очень приятное дело. Особенно под «метлой» и последний крутой склон ниже пещеры. Ну, кое-как спустились до палаток 5200. Солнце палит нещадно, никуда не укроешься. В высотной — духота, а «Зима» для солнца прозрачная. Очень хочется лечь, спрятаться от жгучего солнца, от этой проклятой головной боли. Делаю на лыжных палках подобие навеса из анораки. Поизображали отдых и вниз. Увидели теперь правильную тропу, она технически намного проще нашего скалолазного варианта при подъёме. Без приключений добрались до 4200. Передохнули у «Зимы» своей и по леднику вниз. Вспомнился разговор сутки назад, когда только выползли снизу на 4200. Осьмак и Гриценко: «Можно мы после 5200 останемся на 4200 без спуска в базовый лагерь, чтобы опять по леднику через пару дней не подниматься?». Тогда, после первого тяжёлого перехода, они искренно верили, что им захочется быть на высоте лишние два дня. Сейчас все помыслы вниз к траве, подальше от снега, жгучего солнца. Спускаемся. Снег на леднике раскис, журчат ручьи. Приходится прыгать. Перевалил морену. Спускаюсь к реке. Да…а! Не струйки воды, перешагиваемые нами утром, теперь это хороший поток. Находим с Корнеевым В. возможный вариант перепрыгивания. Опираясь на лыжные палки, попадая ногами на крошечные пятачки камней среди клокочущей воды, в три прыжка переправляемся. Такие кульбиты с рюкзаком за спиной — щекочущий нервы риск. Аж какой-то бодрящий озноб ощутил в теле. Интересно. Знакомый траверс и подъём на перевал. А дальше желанная зелень, вкуснейший дикий лук, запиваемый горной водой. Перед последним спуском к лагерю собираемся все, лежа на травке, затем стройной колонной спускаемся на базу.
22–23.07.87. Два дня отдыха и подготовки к выходу. Период акклиматизационных выходов окончен. Теперь вверх-вверх до вершины. Группа Волохатых выступила на восхождение.
24.07.87. После завтрака наша группа тоже выходит наверх. Погода неустойчивая, который раз движемся по леднику Ленина. Акклиматизация позволяет идти в хорошем темпе. До обеденного жаркого солнца доходим до 4200. Опять у меня проблемы с едой. Прошу выделить мне банку сгущенного молока, на колбасу и консервы глядеть не могу, но получаю отказ. Помучились на 4200 под жгучим солнцем, жалко порывы ледяного ветра загорать не дают, лишь Гриценко умудряется оголить свой торс. Двигаемся на 5200. Теперь-то мы знаем дорогу и вовремя сворачиваем влево и по скалкам, снегу, сыпухе выходим на гребень скал Липкина. Ну, а дальше увалами тропа набитая. Прибываем на 5200. Постоянно держим связь с Волохатых, они двигаются к высоте 6400. Мы готовим ужин. Наш главный распорядитель Костромитинов назначает дежурными Корнеева В.Н. и Загирняка. Боссы суетятся с продуктами, примусом, помогаем им. Читаем «Золотого теленка». Костромитинов опять занимается учётом, распределением — достается парню, но лямку тянет исправно и безропотно. Спим в том же составе в высотной палатке. Повалил снег, вынуждены периодически стряхивать пологи палатки, чтобы не завалило.
25.07.87. Утром, к тайной радости для меня, не удалось выйти вверх. Падает снег, видимости нет. По связи узнаем: наши наверху сидят на 6400, очень сильный ветер, холодно, метет. Играем в карты, читаем «Теленка», готовим из порошка и молока великолепный омлет. Так провели весь день на 5200.
26.07.87. Погода вроде наладилась, но большого желанья лезть на лавиноопасный склон нет. Другие команды на бивуаке тоже мнутся, никому не хочется первым топтать ступени в свежем снегу. Тактика выжидания. Все же пошли мы не первыми. После дня безделья очень тяжело на крутяке. По связи узнаём: наши вышли на штурм пика, но погода сложная. Выпираемся под пещеру, вдруг по связи получаем распоряжение уполномоченного района Шапошникова спускаться вниз из-за лавинной опасности и ухудшения погоды. После переговоров Волохатых всё же разрешили двигаться дальше по гребню к вершине, а всем группам ниже полки 6100 — вниз. Но этот приказ пришлось выполнить только нам, т. к. другие группы официальной радиосвязи не имеют и лезут вверх. Загирняк рвёт и мечет: какие мы бедные и несчастные, зачем только мы имеем эти рации и т. д. В общем, разворачиваемся и спускаемся к палаткам 5200. Продолжает сыпать снег понемногу. Волохатых передает: на гребне сложные метеоусловия, глубокий снег, двигаться трудно, да и плохо видно куда, метёт. Сидим на 5200, ежечасно поддерживаем связь со штурмовой группой. Наконец сказали по рации: видимости совсем не стало, вымотались, решили спускаться. Наше руководство большую часть группы решает отпустить в лагерь, а несколько человек Корнеев В.Н., Костромитинов, Савостиков и я остаются еще на 5200 для подстраховки Волохатых. Режемся в преферанс, Савостиков залетает уже второй раз на мизере с хорошим «паровозом». Наконец получаем сообщение, что наши благополучно спустились до палаток 6400, там остаются Волохатых, Цымбал с вымотанным Краснощековым, остальные идут вниз до 6100. Быстро собираемся и вниз. Видимости нет абсолютно. Молоко. Следы ребят засыпало. Идём напропалую, проваливаемся в снег чуть ли не по пояс. Особенно тяжело, где нога пробивает корку старого снега. Очень боимся сбиться с направления и выйти на сбросы, на карнизы. Такой альпинизм мне совсем не нравится, а надо же двигаться быстрее, дело-то к вечеру, до лагеря шагать и шагать. Движемся цепью. Единственный ориентир в этом молоке, который я ожидаю встретить — кусок скалы, на который мы выперлись в первый раз. Скатываемся со снежных крутяков не без робости — перспектива то не просматривается. Наконец-то видим скалу, ну, а дальнейшие опорные ориентиры уже есть. Сваливаем вниз по кулуару. Отстаю от ребят. На 4200 не задерживаемся, на леднике тоже видимости никакой, бортов не видно, идем диким зигзагом от края до края. Никак не поймём: справа или слева надо двигаться от потока воды по леднику? Перебираться через поток по снежным мостикам страшновато. Опасаемся пробежать поворот со льда на морену. Ребята ориентируются на какие-то банки на приметном камне. Я уже шестой раз здесь иду и этого камня не видел. Напротив, говорю о большом камне в сужении ледника, вот после него, и подниматься надо на морену. Шли долго и боялись, каждый вспоминал ориентиры. Но всё обошлось. Карабкаемся на перевал Турист, а дальше вниз-вниз в лагерь. Очень хочется борща. Луковая поляна вся покрыта снегом, не верится, что несколько дней назад здесь на зеленой травке играли в футбол.
27.07.87. На следующий день погода, как в насмешку над нами, великолепная. К обеду приходят наши «штурмовики», против ожидания, как-никак две ночевки на 6400 в скверную погоду, неплохо выглядят. Под вечер появляются Цымбал, Волохатых, Краснощеков. Ну вот — все наши сборы в сборе. На тренерском совете решаем отодвинуть на несколько дней возвращение домой, т. к. из-за погодной неувязки на Ленина под пик Коммунизма летим чуть позже, но главное нам не гарантируют обратный вертолёт на наш срок. Бурные дебаты. Мало кто хочет задерживаться на Памире, у людей сложности с работой, с семьей. Парадокс: мы, альпинисты, прибыли на Памир с целью восхождения на высочайшие вершины СССР и теперь нас Корнеев Валерка уговаривает идти на гору. Мне самому очень не хочется переносить время отлёта, т. к. запланировал на несколько дней съездить на родину, повидать родителей, Кирилла забрать. И так получается, что эта поездка в Елань стала самой светлой мечтой лета. Да и не верится в возможность покорения пика Коммунизма. Тут на Ленина не всё ладится, а там будет ещё сложнее. Хуже, что я заявлен на пик Коммунизма в команду на первенство УССР. Принял соломоново решение: на Москвина лечу, но билет переоформлять на 18.08. не буду с Оша, как-нибудь одному удастся вырваться раньше всех с поляны Москвина.
28.07.87. Утром выходим наверх. Погода отличная. Дорога до оскомины привычная. На 4200 Загирняк засекает время, потраченное каждым от базового лагеря, мне он, шутя, делает внушение, что я затратил на 15 минут больше отведенных двух часов на переход. Я и не торопился, часов-то на руке нет. Мои электронно-механические сломались. Долго на 4200 не рассиживаемся, всё внутри нацелено вверх-вверх. Загирняк громогласно заявляет, что на переход до 5200 он дает каждому два часа. Двинулись. Дорога набитая. Аж не верится, что плутали здесь в молоке три дня назад. Без усилий справился с переходом за 1 час 50 минут. Расположились в лагере 5200, готовим обед, по тактическому плану у нас ночёвка здесь. Посматриваем наверх. А может, пойдем сегодня до 6100? Светлого времени хватит. Загирняк колеблется. По указанию уполномоченного района участок 5200–6100 из-за лавиноопасности проходить только утром. Но другие группы ходят здесь, когда хотят. Ладно! Идём. Двинулись на крутяк. Гораздо легче, чем утром неразмятыми. При подходе к опасному траверсу под «метлой» налетела пурга. Сильный ветер, снегом сечет лицо. Промахнулся с обувью. Пожалел валенки, чтобы пока не мокли от снега, несу их сверху рюкзака, а сам иду в вибраме. Очень тяжело двигаться, быстро заметает следы впереди идущего, проваливаюсь в снег. Рюкзак тянет. А еще место такое — не передохнешь, наоборот надо быстрее проскакивать. С этим опасным подъёмом и метель кончилась так же резко, как и налетела. Плетусь последним, совсем силы кончились, выползаю на полку, стоят чьи-то палатки, прошусь немного передохнуть около них. Извиняются, что не могут напоить меня чаем. Да ладно. Мне бы немного полежать. Как же одолеть последние несколько сот метров почти горизонтальной тропы. Двигаюсь по 10 м и падаю в снег, вымотался окончательно. Уже по темноте приползаю на 6100. Слышу чей-то удивленный возглас: «Гля, Леха только пришёл, а я думал, что все уже здесь». Ну вот, где-нибудь в снегу окочурился — никто не схватился бы. Ужин. Костромитинов, Мельник изъявили желание ночевать в иглу. Кстати и здесь на всякий случай была вырыта пещера.
29.07.87. Утром в иглу готовил завтрак на примусах — очень утомительное занятие, пока растопишь воду, пока вскипятишь. От стен, пола, потолка жилища веет холодом, оно, кстати, внутри очень хорошо оборудовано. В снегу выполнены полки, ниши для продуктов, площадка для сна — лежанка расположена выше низкого входа, чтобы не скапливался во время сна углекислый газ. Позавтракали, опять открывались консервы с лососем и опять мало кто их ел. Хорошо идёт консервированная ветчина. Аппетитом по-прежнему хвалиться не могу. Мельник жалуется на боли в боку, говорит печень, отказывается идти дальше. Остальные после завтрака выходят с бивуака и вытягиваются по тропе. Она сначала идет почти по ровному 200–300 м, затем вправо и вверх подъём постоянной крутизны около 30 градусов. Наметили сегодня переход сделать выше лагеря 6400. Прибавляем темп. Вдруг великолепно шедший одним из первых Агафонов останавливается, заявляет о плохом самочувствии и решает спускаться. Странно. Вроде в отличной форме парень. Неужели действительно не может? Ведь высотные восхождения сплошь наполнены отрицательными эмоциями. Наша вытянутая на подъёме колонна уменьшилась на одного человека. Склон очень длинный. Во мне заиграл живчик, рванул и легко с конца колонны промолотил почти к самой голове. Загирняк только головой покрутил и промычал что-то. Лезем вверх уже несколько часов, а конца склона и не видно. Подъём выматывает. Наконец-то выпираемся к месту, наподобие гребня, выходы скал, снег на них сдут ветром. Глаза постоянно шарят в поисках палаток. Скребутся по выглядывающим из снега камням кошки. А бивуака 6400 нет и нет, дойти бы засветло до палаток. Никто не думал, что на переход 6100 — 6400 уйдёт почти весь световой день. Вчера таким же темпом одолели по высоте 2,5 км, т. е. получается в 8 раз больше, что-то тут с высотами напутано. Мой утренний запал давно кончился и подхожу к лагерю 6400 уже не в головной группе. Размещаемся на высоте 6400. До сих пор нет Дулепова, несколько раз выхожу на край площадки и кричу в сгущающиеся сумерки. Женя мог просто заблудиться. А вот выйти к нему навстречу не было сил. А Загирняк взял и пошёл вниз за Женей, через час вернулся с его рюкзаком, сам Дулепов еле плелся сзади. Как оказалось, Женя, вымотанный, просто лежал на маленькой площадке в начале гребня. Если бы не М.В., то он сам бы не выбрался к лагерю. А холодная ночёвка на высоте под 6400 ничего хорошего Дулепову бы не сулила. (Вспоминая этот поступок Загирняка уже через десятилетия, получил подтверждение у альпинистов, знавших Загирняка, что это характерно для М.В. — в критических ситуациях брать инициативу в руки и решать проблему, а в обычной обстановке на восхождении он держится на вторых ролях). Вот незадача — одна высотная палатка, оставленная группой Волохатых, полностью забита снегом и льдом, наверное, вход был плохо закрыт. С трудом отдираем примерзший лед, вычищали палатку часа два, но так до конца и не освободили от снега и льда. Спать в ней не удастся, оборудовали под кухню. Лежим в палатках, в замерзшей высотке Костромитинов готовит ужин. Погода пока не подарок. Неужели и нам не повезет? Очень хочется пить — прямо умираю от жажды. Одеваю свои валенки с кошками и с большим трудом втискиваюсь к Лехе Костромитинову, от двух работающих примусов палатка потихоньку оттаивает. Осторожно ложусь рядом и выпрашиваю у Лехи несколько глотков компота. Прямо чувствую, как оживает мой организм, и надо же было соблазниться несколькими ягодками с компота. Только я их проглотил, как резко подкатила тошнота к горлу, до сих пор поражаюсь, как мне удалось выскочить кошками вперёд, не уронив ни одного примуса, с узкой палатки, куда с трудом протиснулся головой вперед. В общем, вывернуло меня, но уже так сказать на улице. Судорожно хватаю морозный воздух ртом. Немножко полегчало. Ложимся спать в двух палатках. Загирняк как молитву повторяет: «Хотя бы нам с погодой повезло». А пока у нас на гребне сильный ветер треплет палатки. Пытаемся заснуть, временами получается. Ночью завалило стойку палатки. Корнеев В.Н. говорит: «Надо вылезать наружу и поднимать палатку». Я вылез со спальника, надел валенки и полез наружу, даже мысли не возникло: «А почему именно я должен выходить в ледяной холод?». А стужа действительно знатная. Мороз и сильный ветер. Буквально через несколько секунд руки закоченели, вернулся к входу, сунул руки в палатку, там Головинский сразу сообразил и при свете фонарика насунул на них шерстяные рукавицы. В рукавицах, шатаясь от ураганного ветра, мне с большим трудом удалось поставить и закрепить стойку палатки. Окончательно замерзший, влезаю в спасительное тепло высотки. Да-а! Погодка — не фонтан. Опять забываемся коротким сном. В сонном мозгу бродит вялый вопрос: «А кто же ранним утром будет проверять погоду? Это же с палатки надо вылезать».
30.07.87. Поднимает всех Загирняк. Громко сообщая о хорошем состоянии погоды. Начинается одевание в страшной тесноте палатки, пакуюсь в пуховые штаны, жилет, пуховку. Вылезаю наружу. Светает. Сильный мороз и ветер, но небо чистое. Хватило ума на выход пуховку спрятать в рюкзак, а поверх жилета надеть ветрозащитный анорак. Что-то завтракали. Ну, какая еда? Чай — бутерброды. За пазуху сунул свою фляжку неразлучницу солдатскую. У умных людей на этот случай термоса имеются. Тронулись. Гребень широкий, пологий, даже не гребень — поля. Наст жёсткий, идти не тяжело. Группа Волохатых, по их словам, бороздили здесь снежные просторы буквально по пояс в снегу. У нас его или сдуло или утрамбовало ветром, морозом. Ветер очень жгучий, морозный, дует строго в правое ухо, двигаться приходится влево полубоком. Лицо вдобавок защищено марлевой повязкой, так что терпимо. Топаем в начале чёткой, тесной колонной, берём один увал за другим. Рельеф не меняется, небольшой общий уклон вверх. Прошли одинокую палатку, наверное, это чей-то лагерь 6500. Начинает мучить жажда, с каждым шагом становится всё нестерпимей. Растянулись. В отличие от памятного восхождения в 1984 году на Корженеву, теперь каждый несёт рюкзак и какой-то общий груз для организации бивуака, мало ли что, вдруг не успеем спуститься к палаткам на 6400. Безуспешно пытаюсь выудить капли жидкости из своей фляги, чай, к сожалению, замёрз. Первый раз со мной такое, просто в такой мороз ещё не восходил. Начинает беспокоить яркое солнце. Выбираемся на горизонтальное поле. Ноги еле волочим. Пить!!! Видна кем-то построенная стенка из снежных кирпичей. Предположительно высота 6700. Стали на привал. Начальники решают натопить воды на примусах, всех мучит жажда. Отдыхаем, на двух примусах топится снег, такое ощущение — для грамма воды надо кубометр снега. Очень медленный процесс. Громко возмущается Загирняк действиями Гриценко Влада, тот посреди пути бросил палатку, решив, что она не нужна. А М.В. тем временем упирался, тащил дальше каркас от этой палатки. Наконец появляется вода в наших кастрюлях, кидаем в воду концентрированный сок, который тоже замерз. Раздают всем по две чашечки (аэрофлотовской) драгоценной влаги. Пью и чувствую, как по мановению волшебной палочки, оживает организм, появляется сила в руках, ногах. Теперь можно идти. Оставляем у этого укрытия всё лишнее: примуса, кастрюли, какие-то продукты. Буквально из-за пары глотков жидкости мы потеряли 2,5 часа. Гребень начал снижаться. По всей видимости, это то место, о котором говорил Гордиенко Вовочка: «Видимости нет, дорога идет вниз — наверное, мы были на вершине». А до вершины отсюда ещё далеко. Хорошо виден крутой предвершинный взлет. Через час опять мучает жажда. Ноги отяжелели. Отдыхать приходится буквально через каждый шаг. Пить!!! С надеждой достаю из-за пазухи фляжку, тщетно — лёд внутри. Ещё несколько мучительных шагов. Ну не могу я больше! Не могу! Внутри я уже сдался, сознание уже не могло переносить муки, а ноги бессознательно тянули тело вверх. Факт, который я не мог объяснить ни тогда, ни потом. Сдавшийся, физически выдохшийся, я безвольно прилагал нечеловеческие усилия и лез вперёд. Предвершинная башня, крутизна снежного склона 35–40 градусов. Мысли мои, туманно расплывчатые, как это ни странно заняты земным, а пересохшие губы шепчут какую-ту ерунду. Склон бесконечен, пытка подъёма. Сил уже нет, и ничего уже нет, и непонятно, чем переставляются ноги. Ползу на четырех костях, благо крутизна склона позволяет. Подъём заканчивается горизонтальной площадкой. Это вершина. Куски скал видны под снегом, здесь Корнеев В.Н., Головинский, Гриценко. В изнеможении валюсь прямо на барельефы Владимира Ильича Ленина. Ребята ходят по вершине, фотографируют. У меня даже не возникла мысль оглядеть панораму с 7000 метров. Корнеев Валерка распоряжается: «Всем быстро вниз, Влад себя плохо чувствует!». Подхожу к краю площадки вершины: ух и круто! Что же меня ждёт в случае срыва при спуске? Направо по спуску широкий безопасный выкат, а вот левее при хорошей скорости можно вылететь на отвес в сторону наших лагерей 4200, 5200. Крадусь на спуске еле-еле, круто, очень боюсь сбить при возможном срыве поднимающегося Загирняка. Это опасение мобилизовало мое уставшее тело и, как только мы разминулись с М.В., ноги мои проскользнули и срыв. Автоматически произвожу зарубание, благо ледоруб был наготове. Скорость скольжения приличная, прикладываю все усилия для торможения. Остановился. Лежу как тряпка. Нет сил даже голову поднять. Всё потратил на самозадержание. Мысленно представляю себя на этом хорошо всем просматриваемом взлете, народу кругом валом. Стыдно. Никто не падает здесь. Поднимаюсь. Ноги совсем не держат. Крутой склон еще не закончился, делаю пару шагов и опять лечу. Опять приходится зарубаться. Лежу. Страшно запыхался, грудь ходуном ходит, пытаюсь выловить в воздухе молекулы кислорода. А где он тут на 7000 метрах? Кое-как спускаюсь до гребня. Дальше простая работа по тропе широченного гребня пика Ленина. Ноги заплетаются. Встречаю Соловьева, он с большим трудом движется вверх, ему тоже тяжело. Дорога моя горбами, вниз идти трудно, по ровному — через силу, вверх совсем невмоготу. Погода великолепная, ветер утихомирился, тепло, на небе ни облачка. Кто был со мной на вершине убежали вперёд, в том числе и больной Гриценко, другие сзади. Перед очередным взлетом на спуске у снежной стеночки отдыхает Костромитинов, при моем приближении он двинулся дальше. Я прилег на его место, с тоской гляжу на этот подъём, как же его преодолеть. Хоть сдавайся. Весь организм раздирает жажда, теперь все мысли об оставленных примусах, там можно натопить воды. Наконец дошёл до наших вещей, сознание как в тумане. Всё во мне вопит: «Воды!». Ее тут никто не готовит, наши торопятся дальше. Корнеев настаивает на срочном спуске. Я упёрся: без питья ни шагу не сделаю. Хорошо Загирняк выручил зажигалкой и тоже задерживаться не стал. С большим трудом разжигаю примус, топлю снег, укрывшись за стенкой из снежных кирпичиков. Вода не успевает толком растаять, как я ее выпиваю. Еле утолил жажду. Набрасываю полный котелок снега и оставляю примус включенным, подойдут наши ребята сверху, будет им питьё. Пошёл вниз. Самочувствие совсем неважное. Подкатила тошнота. Начинаю пугать окрестности. Тут меня нагоняют два болгарина и удивленно на меня смотрят. Через полчаса уже я их настигаю своим черепашьим темпом, они стоят буквой «г» и дуэтом повторяют мой процесс. Потом меня опять стошнило под удивленные взгляды болгар. Ниже пришла очередь моих невольных спутников пугать окрестности. И так мы спускались, мучились, поочередно обгоняя друг друга. Наконец доползаю до наших палаток на 6400. Волшебный напиток — горячий чай! Жаль, что дают его не ведрами, а всего лишь маленькой кружкой. К темноте спускаются последние наши ребята, говорят, что задержались из-за Соловьева, очень тяжело ему было. Так закончился день восхождения.
Это все пришло мне на ум, когда друзья попросили опубликовать материалы о событиях 30 летней давности про нашу Памирскую экспедицию лета 1987 года. «У тебя же все ходы записаны». В начале своего увлечения горовосхождениями, я где-то прочитал, что альпинист проходит свой маршрут трижды. Первый раз при планировании восхождения. Второй — руками, ногами непосредственно на маршруте. Ну, а третий раз, вспоминая пройденное и рассматривая фото, слайды, видео, читая отчеты, дневники, отзывы. Вот достаю из хранилища. Предлагаю пройти маршруты на семитысячники СССР вместе с нами, как бы в третий раз. Извините за излишние подробности, писал дневник для себя, 30 лет назад. Шевченко Алексей.
1987 год июль–август Памир. Дневник Шевченко А.Г.
Первый раз в Азию летим через Москву. Собственно столицу и не видел, по Кольцу переехали с аэропорта в аэропорт. Полёт в Азию был не очень утомительным. Судя по невзрачному зданию аэровокзала, Ош — небольшой город. За советом обращаются все к Захарову, он уже здесь был с северодончанами, поэтому рассказывает, куда и на чем ехать. Оказывается, груз, высланный раньше, уже прибыл. Удачно. Организовали машину для доставки его на базу. С Женей Корнеевым занимались погрузкой, а потом сами отправились до места. Не выдержав соблазна, встали на рынке с автобуса, и сразу «бомбить китобы». Книг много — глаза разбегаются. Накупили книг и на главпочтамт, отправляем покупки домой, не таскать же их больше месяца. Переживаю: там, на базе, наверное, неотложные дела, все жужжат, а мы с Женей собой занимаемся. Но встречаем наших, оказывается все подались в город. Видим посланца нашей Фанской экспедиции Агафонова, его прислали для координации. Рассказывает последние фанские новости: о неважной погоде, о куче новоиспеченных перворазрядников. Собираемся на базе «Алай», добираться гораздо удобней, чем на базу Лучоб в Душанбе. Обсуждаем положение, непонятен наш ранний приезд в Ош, без фанского руководства — мы никто. Два дня ждём Краснощекова, отдыхаем, ходим в город, объедаемся фруктами-овощами. Рядом с базой на речке великолепная полоса отдыха, купаемся, играем в футбол — настоящий отпуск нормального человека. При игре в футбол эмоции захлестывают, доходит дело даже до драки. Встречал Краснощекова и Зомаревых с самолета, еле доволок огромный чемоданище с медикаментами. С появлением Ник. Алексеевича сразу все забегали, засуетились. Я побывал на погранзаставе, поговорил с майором Третьяковым по поводу пропусков в погранзону, пропуск-то у нас коллективный, а заезжать будем двумя партиями. Зомарев привёз оплаченный счёт на машину и вертолёт в адрес облспорткомитета, и мне надо (а почему мне?) было с утра в пятницу проталкивать его в жизнь. Тем не менее, утром я погнал на погранзаставу. Вечером препирались Краснощеков — я — Зомарев: почему это самое важное дело никем не делалось? В субботу походил по пустым коридорам спорткомитета, под трибунами стадиона. Краснощекову на базе случайно сказали, что нам надо обращаться в дирекцию МАЛа рядом со стадионом. Услуги МАЛа, оказывается, оплачиваются через Ошский облспорткомитет. К нашему счастью дирекция МАЛа работала в выходной день, и Краснощекову удалось договориться о транспорте. По вечерам на базе у нас процветал преферанс, у компании Волохатых серьезные ставки, играют на арбузы. В воскресенье ездили на межреспубликанский базар в Кара-Су, расположенный одновременно и в Узбекистане и в Киргизии. Вещей хороших полно — глаза разбегаются. На рынке увидели киоск с вывеской «Пиво», и никакой очереди. Пиво отпускают в бокалы, и никакой очереди. И это посреди лета! Фантастика. Сказка кончилась с первым глотком пенного напитка, пиво оказалось безалкогольным. Я и не знал, что бывает такое. Шалашный рассчитывался за карточный проигрыш 17 кг арбузов. Но арбузы 1 руб за кг были неважные, и Женя купил нам 17 шашлыков. Моросил дождь, мы сидели у мангала под тонким навесом, довольно шумно поедали жареную баранину и расхваливали Шалашного, особенно его карточное мастерство. С этого дня к Жене прицепилась кличка «Шашлычный». В понедельник с утра решаю вопрос с обратными билетами. Выполнить общее пожелание участников экспедиции возвращаться через пляжи Черного моря, как в 1985 году — не представляется возможным. В справочной Аэрофлота утверждают: самолета Симферополь — Ворошиловград, Сочи — Ворошиловград нет в расписании, хотя я твердо знаю, что есть. Приходится заказывать транзит через Ташкент на 15.08.87 утренним рейсом с Оша. Утром поехал в кассы, успел только заплатить аванс 1000 рублей, прибежал Игорек, наш нач.прод с известием: пришла машина и автобус, все погрузились и ждут меня. В спешке заказываем авиабилеты и на такси на базу. Для поездки под пик Ленина нам представили автобус «КАВЗ» — неплохой сервис. Ещё в городе закупили несколько ящиков помидор, огурцов, а я лично — два куска хозяйственного мыла, да в шашлычной стащил ложку. Шёл к автобусу и ныл: «Как мне стыдно». Едем полями. Утром, как следует, не поели, ищём придорожные варианты. Допытываемся у самого опытного, Захарова Вити: есть ли по дороге чайхана, столовая? Отвечает непонятно, упирая на то, что ехать надо без остановок. Сытый голодного не поймет. На ходу начинаем рвать руками хлеб и рубаем помидоры, съедаем палку сухой колбасы. На въезде в погранзону, 45 км от города, вышел со всеми пропусками на КПП, пропустили всех скопом. Машина поднимается на перевал, по дороге много бульдозеров, разгребают последствия селей. До нас были обильные дожди, вот и понаперло на дорожное полотно щебня, грязи. За перевалом дорога спускается среди увалов совершенно красной глины. Видно здесь после каждого дождичка дорога заваливается глиной. Встречаются юрты чабанов, у всех торчат телевизионные антенны. Поднимаемся на следующий перевал «30 лет КССР». Интересно, а как до 30-ти летия республики он назывался? Приезжаем в селение Сары-Таш, пока автобус заправляется, пошли к домикам глянуть на местную жизнь. Здесь все без условностей, киргизка, сняв годовалого дитя с горшка, моет его ледяной водой с реки, пацан отзывается «восторженным» криком. Дома из самана, длинные, там, наверное, всё — и жилая часть и хлев. Зовут ехать дальше, у шлагбаума погранзастава, отдаём пограничникам свои пропуска. Никто поголовно нас не проверяет, как стращал Захаров. Тем более с нами ехало двое не вписанных в бумаги харьковских ребят, Поляковский с товарищем лежат сзади на рюкзаках. (Харьковские альпинисты группы Леши Москальцова погибнут через месяц при восхождении на в. Клары Цеткин, их сметет снежно-ледовой лавиной, чудом выживет лишь наш земляк с Кадиевки Саша Коваль). Выезжаем в Алайскую долину, странно видеть столько ровной земли в горах, обделённой вниманием земледельцев. Суровый климат здесь, зато богатые пастбища собирают стада двух республик. Восточно-Памирский тракт на Хорог ушёл влево, ну, а мы вправо. Говорят этим путем можно доехать до Джиргиталя. А нам надо прямо до другого борта долины, но напрямик нет дороги. Мы вынуждены ехать на запад 60 км, затем по узкому мостику сворачиваем с асфальта через речку на проселочную дорогу поперек Алайской долины. Темнеет. Водитель не знает толком пути. Дороги хорошей нет, наверное, здесь ездят, как попало, долина ровная, лишь кое-где мелкие русла ручьев. Начали плутать. Проезжали в темноте мимо каких-то юрт, нас облаяли собаки, прыгали через ручьи. Вовочка Гордиенко местами бежал впереди автобуса и показывал дорогу. Пару раз чуть не перевернулись. Водитель жалуется на своё плохое зрение в темноте. Слава богу, в том же направлении шёл бензовоз, доставлял горючее вертолету, мы за ним пристроились и после ещё нескольких судорожных блужданий добрались до МАЛа, высота около 3600 м над уровнем моря. Дальше водитель отказался ехать, как мы его ни просили, хотя машина с нашим грузом прошла выше до Луковой поляны. Захаров утверждает: тут совсем не далеко идти, пешком минут 30. Единственная сложность — перейти речку. Из темноты появляется наш одесский друг Саша Пархоменко, работающий инструктором в МАЛе. Может он нам устроит ночлег? Оказывается, на территории лагеря нельзя находиться. Зато Саша помогает договориться с грузовиком, обслуживающим МАЛ. Водитель грузовика громко ругается с автобусником по поводу его нежелания проехать выше. Все это смахивает на дешёвый спектакль, цель которого — получения мзды за оставшийся отрезок пути. Мы намаялись в дороге, хотим спать, согласны на всё. Грузимся. Поехали. Ухабы, подъёмы, еле в кузове держимся. Интересно, как бы мы здесь шли в темноте? Да еще с ящиками помидор! Ночи бы не хватило. Странный человек — Витя Захаров. Наконец, после дикой тряски, прибыли на место базового лагеря. У кучи наших бочек, рюкзаков, ящиков стоят Андрейцо, Кузнецов, они ехали с грузовиком. Попросили водителя немного посветить нам фарами — поставить палатки на ночлег. Холодновато, с трудом нахожу свой рюкзак и утепляюсь. Кое-как устанавливаем палатки и засыпаем. Утром сумбурный подъём. Оглядываюсь, как-никак Луковая поляна, сколько о ней говорили, мечтали. Впервые услышал это название от ЗФ в 1978 году: «Ребята, в 1980 году Луковая поляна, мешок денег…». 9 лет назад мечтали о пике Ленина, и я в тот год еле упросил военкома забрать меня в армию осенью, чтобы летом 80-го попасть на Памир. С нашего лагеря пика не видно, какие-то предгорья кругом, позднее узнал, что пик Ленина хорошо просматривается с МАЛа. На поляне рядом стоят палатки других команд. Занялись хозяйственной деятельностью по оборудованию лагеря, ставим кухню, роем яму для отходов, организуем туалет. Я стал перебирать помидоры, при вчерашней тряске много их подавилось. После расселения я попал в теплую компанию в палатку с Корнеевым Женей и Денисовой Татьяной. Выравниваем вкривь и вкось в темноте поставленные палатки, обкапываем своё жилище канавкой. Дениска — молодец, достает полиэтиленовую пленку и накрывает всю палатку. Сколько раз потом это спасало наше жилище от потопа и снега. Волохатых призывает играть в футбол. Поляна с идеальным травяным покровом, только вот с наклоном. Первый раз в жизни играю в футбол на высоте 3800 м. Небольшое ускорение и затем, согнувшись в три погибели, ловишь судорожно воздух и никак не отдышишься. Страшно, что мяч улетит, вернее, укатится по наклонному полю. После одного своего удара бегу сломя голову за укатывающимся мячом, аж сердце зашлось, дыханье перехватило — задохнулся. Минут 15 возвращался несчастные 60–80 метров. Утешаемся мыслью — акклиматизация протекает бурно.
Большие неясности в экспедиционных делах. Вроде бы нужно делать акклиматизационные выходы, для этого раньше фанских ребят и приехали, но с другой стороны – нет ни одной бумажки, кроме писульки с КСП о разрешении организации базового лагеря и позволяющей начать спортивную деятельность экспедиции. Бурные дебаты в нашей палаточной столовой. Я поддерживаю половину, считающую, что нельзя ставить сбор под угрозу нелегальными выходами. Подначиваю Краснощекова: сколько недель он имеет 2-ую инструкторскую категорию, мол, и последних. Решаем всё-таки выйти на перевал Туристов, 4100 м.
Июльским утром двинулись туда. Идти недалеко. Тропа набитая, последний крутой подъём преодолеваем по очень мокрой сыпучей почве. Неакклиматизированные вылезли на перевал за 1час 20 минут. Полюбовались окружающими гребнями, склонами пика Ленина. Захаров показывает дальнейший путь и где обычно находятся промежуточные лагеря. Заспорили о дальнейших выходах, оказывается до первого лагеря 4200 надо идти по леднику целый день. Какой смысл? Если адаптацию к этой высоте можно и здесь получить. Заметил: я поддерживаю ту точку зрения, которая предполагает меньший объём работы. Возвращаемся в лагерь. Я бы не сказал, что этот выход доставил удовольствие. Как всегда моя акклиматизация происходит очень болезненно. В лагере процветает преферанс. Играют на будущие арбузы. Шалашному катастрофически не везет. Ему советуют обратиться к врачу. «Доктор, страшно не везет в карты!». Устраивается футбол в тяжёлых ботинках-вибрамах. Тут в кедах не побежишь, зато нагрузка страшеннейшая. Все хотят быть вратарями или стоящими защитниками. Краснощеков занят поисками вариантов, а мы расслабляемся: футбол, карты, книги, отличная погода. Ну чем не отдых? Но всё же чувствуется нервное напряжение, ребята волнуются: зачем из дома рано выехали, чтобы здесь сидеть? Фанская компания задерживается. Разыгрываю вслух ситуацию: если Загирняк не приедет, мало ли что с человеком может случиться. Все аж содрогнулись от такой перспективы – тогда сезон пропал. Подбрасываю в народ еще вопрос: «Что каждый скажет Загирняку, встретив его по возвращению в Ворошиловград». Ребята юмора не понимают. Краснощекову сказали какие-то «большие» альпинисты, что до 6000 м можно запросто ходить без всяких документов. На завтра назначается выход с заброской и организацией лагеря 4200.
16.07.87. Вышли не спеша после завтрака. Е.Корнеев отдал во временное пользование свой рюкзак, я загрузил его личными вещами и полученной раскладкой. Погода хорошая. До перевала привычный путь, затем вниз и траверсом по натоптанной тропе вправо. Спускаемся к речке, Захаров предупреждал, что переправа может оказаться проблематичной. Обошлось без трудностей. Переваливаем через морену, и мы на леднике. Он представляет ровную заснеженную поверхность с небольшим уклоном, ширина ледника 1–1,5 км. Идти очень тяжело, ноги пудовые, рюкзак сгибает, дорога без конца, нещадно палит солнце. Часто встречаются закрытые масками люди, бодро спешащие вниз, на нас тоже марлевые повязки — солнце здесь жестокое. Идём уже несколько часов, а конца не видно, плетусь в последних. Это не альпинизм, а пытка какая-то. Наконец наши впереди расположились на отдых прямо на снегу, подхожу и валюсь. Перекус. Волохатых говорит, что сейчас должна вернуться Дениска, она почему-то прошла дальше. С вялым удивлением наблюдаю, как парни с аппетитом рубают колбасу, консервы — у меня отвращение к пище. Со словами: «Гады вы все!» — подходит возмущенная Таня Денисова — «Почему мне не сказали о привале?». Агафонов в ответ: «А я знаю, чего ты мимо прошла и не остановилась?». Все смеются, мол, доходилась Дениска, своих не узнает. Надо двигаться дальше. «Эх, если бы так хотелось, как не хочется!» — вспомнились слова Вити Петренко. Что же будет выше, если я ниже 4200 иду чуть живой? Ещё через пару часов движения по раскаленной сковородке ледника вижу на морене суетящихся людей, это наши ставят лагерь 4200. Где найти силы для преодоления последнего взлета? Кажется, и зубами цепляюсь за камни морены, с трудом выползаю на площадку. На переход от базового лагеря ушло у меня 6,5 часов крайнего напряжения сил. (Через неделю этот же путь с грузом буду проходить за 2 часа играючи). Дают чаю с термоса. Плохо, что сам не имею термоса. Отдышался, принимаю участие в обустройстве лагеря, болит голова, через силу заставляю себя что-нибудь съесть. Пытаюсь жить активно и меньше лежать без движения. Мой небольшой личный опыт высотника говорит, что надо меньше быть в себе — загнёшься. А состояние организма в малокислородной среде — тошнота, головная боль, слабость. Все 17 человек забираются в «Зиму». Чем заняться? Преферанс. Почему-то многим, особенно Волохатых, кажется, что наша игра в карты мешает спать. Мол, все устали после перехода — надо пораньше лечь спать. Сон при акклиматизации не поможет, особенно мне, но приходится считаться с большинством. Ночью карточные кошмары: мы лежим в «Зиме» по кругу ногами к центру, и вот идут «распасы» по кругу, а у меня на руках туз в виде горной лыжи и я безуспешно пытаюсь спрятать его под собой. Голова болит невыносимо, выползаю ночью наружу, делаю то, чем спасался первые ночи на Луковой поляне от головной боли, интенсивную разминку: машу ногами, руками, наклоны туловищем, приседания, разгоняю кровь. Очень боюсь: кто увидит — что подумает. Голову отпускает. Засыпаю. Через два часа все повторяется. Под утро Дениска сжалилась, дала мне «колеса», так мы называем таблетки.
17.07.87. Что-то завтракаем, собираемся вниз, народ оставляет свои вещи. Я не решаюсь, не нравится всё это, и сам я не нравлюсь, может мне и не придется больше подниматься. Пошли вниз, орлы взяли непосильный для меня темп, хотя дорога простейшая, да ещё вниз. Постепенно оказываюсь в хвосте, не обгоняют меня лишь Иванов и Гордиенко, специально плетутся за мной. Предлагают забрать мой рюкзак, да он мне не мешает. Всё! Ледник закончился. Переваливаем через морену. Оказываемся немного ниже, чем переправа через речку. Сверху с траверса машут нам руками — мол, надо вернуться назад. Но мы находим свой переход через реку по громадному ледово-снежному мосту. К перевалу поднимаемся не по натоптанному серпантину, а по красной сыпухе, отнявшей у меня последние силы. Дальнейший подъём на перевал Турист — непосильная работа. Отдаю ребятам свой полупустой рюкзак, Толик и Вовочка тянут его по очереди. Сам двигаюсь неизвестно на чём, вверх тащит лишь одна мысль: ведь иначе этим ребятам придется волочь и меня, а им тоже сейчас не сладко, при акклиматизации мы находились в равных условиях. Меня почему-то считают сильным высотником, это когда я на Корженеву в 1984 году бодрее всех «забежал». Отдыхаем на перевале. Ну, а вниз уж как-нибудь сам с рюкзаком. Спускаемся до травки, отпускаю ребят, что тут осталось до лагеря. Они резво убегают. На ходу щиплю стручки дикого лука и запиваю луковое жжение водой с горных ручьев. В лагере меня встречает встревоженный доктор, Володя Зомарев, уже наговорили ему про меня разных ужасов. Фанских ребят до сих пор нет. Не очень огорчился этому. Вечером опять разговоры о выходах, об акклиматизации. Вот чего мне не хочется, так это куда-то выходить, сидеть бы в лагере, да в карты играть. После ужина привычный преферанс, на каждый звук подъезжающей машины выскакиваем из нашей кают-компании, ждём фанских ребят. Тем более Волохатых сказал, что ему снился приезд Загирняка. Вносит оживление в карточную атмосферу Евгений Корнеев. «Ребята, у меня тодос!». И показывает карты. Волохатых предлагает ему зайти. «Да что тут ходить! Все же понятно». Волохатых: «Ты ходи!». И Женя в пылу уверенности, имея на руках весь старший козырь, заходит с мелкой карты. Видно помутнение нашло. Ну, рев был знатный. И все-таки фанская команда не дала закончить карточную партию, уже почти ночью приехали. Радость встречи. Помогаем им ставить палатки. Мне привезли спальник, жилет, теперь у меня почти двойной пуховый комплект.
18.07.87. На другой день обустраиваем лагерь, согласно вновь прибывшим. Я занимался установкой флага. Заседал тренерский совет, решили дальше работать двумя группами. Волохатых выразил сомнение по поводу меня из-за слабого первого выхода. Я с радостью согласился перейти в группу Корнеева Валерки, т. е. получил еще один день отдыха. Группа Волохатых в 16 часов вышла наверх, Корнеев своих погнал для разминки на перевал Турист, я отказался — лучше в футбол с пацанами поиграть. Зашиваю в маске отверстие для рта, вырезанное по совету Цымбала для удобства дыхания. Дышать всё равно было трудно, а губы сильно пожег. Через каждый час прошу у Людмилы Краснощековой крем умягчающий, который хоть как-то уменьшает мои мучения. У Волохатых лучшая конструкция маски: вшил в маску полушарие (с отверстием) от женского бюстгальтера.
19.07.87. После сытного завтрака, а питание в базовом лагере организовано очень хорошо, три поварихи — Зомарева, Краснощекова, Вайвалова стараются вовсю. Вышла и наша группа наверх. Путь знакомый. На леднике можно и осмотреться, ведь первый раз шёл здесь как в тумане. Уцепился за Корнеевым, растянулись по леднику. Корнеев, Мельник и я без больших проблем за 3,5 часа дотянули груз до 4200. Но голова всё-таки дает о себе знать. Разрыв и в этой группе между людьми измеряется часами. Печёт солнце, никуда не спрячешься. Палатка «Зима» совершенно прозрачна для солнечных лучей. Аппетита нет, всё засовываю в рот с большим трудом. Кто дремлет, мы собрали компанию в преферанс, одновременно пытаемся загорать, но порывами налетает ледяной ветерок, здорово не разденешься. Голова побаливает. Классный образец коллективной акклиматизации показывает Загирняк — читает вслух «Золотого телёнка». До самой темноты в верховьях ледника Ленина раздавались взрывы мощного коллективного хохота. И трудно было поверить, что каждый смеющийся переживал острейшие неудобства акклиматизации — тошноту, головную боль и т. д. Ночью начинается снегопад и приходится часто бить по скатам «Зимы», чтобы сбить снег.
20.07.87. Утром местность изменилась — всё покрыто свежим снегом. Намеченный по плану утренний выход пришлось отложить на позже. Вверх двинулись после обеда. Идёт резкий набор высоты. Прёмся по крутому снежному кулуару, тропа скрыта свежим снегом, где конкретно надо идти — никто не знает. Головинский, Мельник и я далеко вырвались вперед, Серега мощно молотит ступени, не догонишь его для смены, но он в ней и не нуждается. Не нравится мне этот подъём. Кругом в кулуаре следы лавинок, кулуар сужается, по-видимому, в горловине чуть выше нас должен быть поворот влево за скальную стену. Работаем в позе высотника. Вдруг почувствовал опасность. Поднимаю резко голову — по кулуару, набирая скорость, несётся все увеличивающаяся лавина. Серега, молча, улепётывает от неё на стену кулуара, Миша отдыхает, нагнув голову. Кричу ему: «Лавина!», изо всех сил пытаюсь уйти от несущегося снега в сторону, одновременно ору вниз поднимающимся ребятам. Увернулся, Головинский и Мельник тоже, гляжу, мужики внизу разбегаются в разные стороны как зайцы. Один лишь заметался, а потом обреченно застыл, понял, что не уйдёшь и стоя ожидал приближения лавины. К счастью она уже погасила скорость и лишь немного протащила Загирняка, это оказался он. По-моему, мы слишком углубились в этот кулуар, ищу путь налево. Скалы присыпаны снегом, лазанье не очень приятное. Уже почти достиг перегиба, как снизу закричали о возвращении, наша команда, следуя за Гриценко, не снижая скорости, со снега выперлась на скальную стену. Всем надо идти в одном месте. С большим трудом сползаю обратно в кулуар и присоединяюсь к скалолазам. Наше лазанье обалдело наблюдают идущие сзади тальятинцы, кстати, правильно идущие по тропе. «Во ворошиловградцы сильные ребята, шли споро по снегу, а затем, не снижая скорости, по отвесной стене и дальше посандалили!». Несмотря на мои опасенья, в скалах нашёлся удобный проход, правда, несколько метров пришлось покорячиться. Вылезаем на гребень, гляжу вниз, да — а, меня отвернули в 30 м от тропы. Затратили лишний час работы, зато по скалам полазили, а то снег и снег. Движемся по широкому заснеженному гребню, маршрут увалами, горбами. Есть короткие участки по 60 — 80 м довольно крутого снега, интересно здесь будет спускаться. За каждым подъёмом ожидаем увидеть лагерь 5200, а там следующий увал. Эти горбы доконают совсем, пару человек наших идут впереди, остальные отстали, пхаюсь один. Погода на все 100. Дает о себе знать рюкзак. Прилечь бы. Вдруг вижу, навстречу быстро движется группа Волохатых, сразу же принял непроизвольно бодрый вид, зашагал лёгким пружинистым шагом, почти бегом. Приветственные возгласы типа: «Силён мужик, вырвался вперед, рысачит с рюкзаком, высота ему нипочем!». У ребят изможденные лица, жалуются на сильную головную боль, особенно Кузнецов и Цымбал. Захаров, добрая душа, отсыпал мне целую горсть сухофруктов. Прекрасное угощенье на высоте. Мы дефицит страшный с этой сушкой сделали, лосося проклятого набрали полно, кто-то его деликатесом называет, а обыкновенных сушёных яблок нет. Происходит диалог: " Далеко ли ещё до бивуака? — Совсем рядом». Весь склон просматривается — никаких палаток нет. Прощаемся, ребята торопятся попасть сегодня в базовый лагерь. Зарюкзачился, тропа ровная, набитая с небольшим подъёмом, кругом сплошная белизна, глазу уцепиться негде. Через 15 минут увидел разноцветье палаток лагеря 5200. Наша «Зима», высотные палатки и чужие ярко-красные «дракончики». С наших пришел сюда третьим, затратил на 1 км высоты 3 часа. Готовим чай, постепенно подходят остальные. Мой организм опять чувствует остро высоту. Прямо над палатками крутой снежный склон, по нему дыбится прямо в небо тропа. Неужели и нам туда идти? Какой-то человек быстро поднимается по тропе, а затем вниз. Оказывается — активно акклиматизируется. Бывают же стальные люди. Тут по бивуаку, как вареный, передвигаешься. Расселяемся. Костромитинов, Мельник, Бурлака и я забираемся в высотную палатку, остальные в «Зиме». У нас преферанс, а в большой палатке Загирняк достаёт нержавеющего «Золотого теленка» и опять до темноты над ледниками пика Ленина мощные взрывы хохота. «Пилите гирю, Шура, она ведь золотая!». Молодец М.В., лучше отвлечься от нехорошего состояния организма. Костромитинов всё время в работе, назначает дежурных, следит за меню, раскидывает груз, ведёт учёт. Вечерняя трапеза, с большим усилием пытаюсь хоть что-то закинуть в рот. Ночь проходит беспокойно. Бурлака предъявлял претензии потом, мол, я своим постоянным кручением не давал ему спать. Ночевали мы на льду, но было не холодно.
21.07.87. Утром готовимся к выходу, завтрак с тем же успехом, но многие рубают с аппетитом. Выход. Сразу тяжёлая работа на крутяке, очень трудно включиться в работу. Ползём собранно. Руки почти кладёшь на пятки впереди идущего — так круто. Подошли к пещере, низкий вход, говорят на всякий пожарный — вдруг непогода. Делаем зигзаг вправо и вверх. Немного выполаживается. Дает о себе знать солнце. Крутые подъёмы перемеживаются с пологими участками. Движемся сильным траверсом влево — опасное место. Над нами «метла» с массами снега, под нами снежно-ледовые разломы, сбросы. Поневоле ускоришь шаг. Выходим на широкое снежное поле, хотя снег здесь везде, скал совсем нет. Называется это — полка. Морально, да и физически готов прийти на бивуак 6100, но еще минут 30 двигаемся по этому полю-полке с небольшим набором высоты. Видно уже какое-то снежное возвышение, потом выяснили — иглу. И около него палатки. Лагерь 6100. Сбросили рюкзаки. Через несколько секунд — карты подняты, делаются ставки, буквально через минуту после прихода на 6100 я остаюсь без двух на семерной игре. Участвуют Корнеев Валерка, Савостиков, я и еще кто-то. Костромитинов занимается укладкой принесённых продуктов нами и группой Волохатых. Постепенно собирается наша группа, опять разрыв между участниками на переходе 5200 — 6100 порядочный. Голова разламывается от боли, но мы продолжаем свой преферанс. Для адаптации здесь надо побыть подольше, но Корнеев В.Н. и Загирняк командуют: «Вниз!». А ведь не подошли еще Осьмак и Крюков. При спуске у опасного траверса встречаем отставших. Головинский и Костромитинов забирают у них груз и поднимаются обратно. Я бы так уже не смог. Сил, кажется, осталось лишь на спуск. А он по этим снежным крутякам не очень приятное дело. Особенно под «метлой» и последний крутой склон ниже пещеры. Ну, кое-как спустились до палаток 5200. Солнце палит нещадно, никуда не укроешься. В высотной — духота, а «Зима» для солнца прозрачная. Очень хочется лечь, спрятаться от жгучего солнца, от этой проклятой головной боли. Делаю на лыжных палках подобие навеса из анораки. Поизображали отдых и вниз. Увидели теперь правильную тропу, она технически намного проще нашего скалолазного варианта при подъёме. Без приключений добрались до 4200. Передохнули у «Зимы» своей и по леднику вниз. Вспомнился разговор сутки назад, когда только выползли снизу на 4200. Осьмак и Гриценко: «Можно мы после 5200 останемся на 4200 без спуска в базовый лагерь, чтобы опять по леднику через пару дней не подниматься?». Тогда, после первого тяжёлого перехода, они искренно верили, что им захочется быть на высоте лишние два дня. Сейчас все помыслы вниз к траве, подальше от снега, жгучего солнца. Спускаемся. Снег на леднике раскис, журчат ручьи. Приходится прыгать. Перевалил морену. Спускаюсь к реке. Да…а! Не струйки воды, перешагиваемые нами утром, теперь это хороший поток. Находим с Корнеевым В. возможный вариант перепрыгивания. Опираясь на лыжные палки, попадая ногами на крошечные пятачки камней среди клокочущей воды, в три прыжка переправляемся. Такие кульбиты с рюкзаком за спиной — щекочущий нервы риск. Аж какой-то бодрящий озноб ощутил в теле. Интересно. Знакомый траверс и подъём на перевал. А дальше желанная зелень, вкуснейший дикий лук, запиваемый горной водой. Перед последним спуском к лагерю собираемся все, лежа на травке, затем стройной колонной спускаемся на базу.
22–23.07.87. Два дня отдыха и подготовки к выходу. Период акклиматизационных выходов окончен. Теперь вверх-вверх до вершины. Группа Волохатых выступила на восхождение.
24.07.87. После завтрака наша группа тоже выходит наверх. Погода неустойчивая, который раз движемся по леднику Ленина. Акклиматизация позволяет идти в хорошем темпе. До обеденного жаркого солнца доходим до 4200. Опять у меня проблемы с едой. Прошу выделить мне банку сгущенного молока, на колбасу и консервы глядеть не могу, но получаю отказ. Помучились на 4200 под жгучим солнцем, жалко порывы ледяного ветра загорать не дают, лишь Гриценко умудряется оголить свой торс. Двигаемся на 5200. Теперь-то мы знаем дорогу и вовремя сворачиваем влево и по скалкам, снегу, сыпухе выходим на гребень скал Липкина. Ну, а дальше увалами тропа набитая. Прибываем на 5200. Постоянно держим связь с Волохатых, они двигаются к высоте 6400. Мы готовим ужин. Наш главный распорядитель Костромитинов назначает дежурными Корнеева В.Н. и Загирняка. Боссы суетятся с продуктами, примусом, помогаем им. Читаем «Золотого теленка». Костромитинов опять занимается учётом, распределением — достается парню, но лямку тянет исправно и безропотно. Спим в том же составе в высотной палатке. Повалил снег, вынуждены периодически стряхивать пологи палатки, чтобы не завалило.
25.07.87. Утром, к тайной радости для меня, не удалось выйти вверх. Падает снег, видимости нет. По связи узнаем: наши наверху сидят на 6400, очень сильный ветер, холодно, метет. Играем в карты, читаем «Теленка», готовим из порошка и молока великолепный омлет. Так провели весь день на 5200.
26.07.87. Погода вроде наладилась, но большого желанья лезть на лавиноопасный склон нет. Другие команды на бивуаке тоже мнутся, никому не хочется первым топтать ступени в свежем снегу. Тактика выжидания. Все же пошли мы не первыми. После дня безделья очень тяжело на крутяке. По связи узнаём: наши вышли на штурм пика, но погода сложная. Выпираемся под пещеру, вдруг по связи получаем распоряжение уполномоченного района Шапошникова спускаться вниз из-за лавинной опасности и ухудшения погоды. После переговоров Волохатых всё же разрешили двигаться дальше по гребню к вершине, а всем группам ниже полки 6100 — вниз. Но этот приказ пришлось выполнить только нам, т. к. другие группы официальной радиосвязи не имеют и лезут вверх. Загирняк рвёт и мечет: какие мы бедные и несчастные, зачем только мы имеем эти рации и т. д. В общем, разворачиваемся и спускаемся к палаткам 5200. Продолжает сыпать снег понемногу. Волохатых передает: на гребне сложные метеоусловия, глубокий снег, двигаться трудно, да и плохо видно куда, метёт. Сидим на 5200, ежечасно поддерживаем связь со штурмовой группой. Наконец сказали по рации: видимости совсем не стало, вымотались, решили спускаться. Наше руководство большую часть группы решает отпустить в лагерь, а несколько человек Корнеев В.Н., Костромитинов, Савостиков и я остаются еще на 5200 для подстраховки Волохатых. Режемся в преферанс, Савостиков залетает уже второй раз на мизере с хорошим «паровозом». Наконец получаем сообщение, что наши благополучно спустились до палаток 6400, там остаются Волохатых, Цымбал с вымотанным Краснощековым, остальные идут вниз до 6100. Быстро собираемся и вниз. Видимости нет абсолютно. Молоко. Следы ребят засыпало. Идём напропалую, проваливаемся в снег чуть ли не по пояс. Особенно тяжело, где нога пробивает корку старого снега. Очень боимся сбиться с направления и выйти на сбросы, на карнизы. Такой альпинизм мне совсем не нравится, а надо же двигаться быстрее, дело-то к вечеру, до лагеря шагать и шагать. Движемся цепью. Единственный ориентир в этом молоке, который я ожидаю встретить — кусок скалы, на который мы выперлись в первый раз. Скатываемся со снежных крутяков не без робости — перспектива то не просматривается. Наконец-то видим скалу, ну, а дальнейшие опорные ориентиры уже есть. Сваливаем вниз по кулуару. Отстаю от ребят. На 4200 не задерживаемся, на леднике тоже видимости никакой, бортов не видно, идем диким зигзагом от края до края. Никак не поймём: справа или слева надо двигаться от потока воды по леднику? Перебираться через поток по снежным мостикам страшновато. Опасаемся пробежать поворот со льда на морену. Ребята ориентируются на какие-то банки на приметном камне. Я уже шестой раз здесь иду и этого камня не видел. Напротив, говорю о большом камне в сужении ледника, вот после него, и подниматься надо на морену. Шли долго и боялись, каждый вспоминал ориентиры. Но всё обошлось. Карабкаемся на перевал Турист, а дальше вниз-вниз в лагерь. Очень хочется борща. Луковая поляна вся покрыта снегом, не верится, что несколько дней назад здесь на зеленой травке играли в футбол.
27.07.87. На следующий день погода, как в насмешку над нами, великолепная. К обеду приходят наши «штурмовики», против ожидания, как-никак две ночевки на 6400 в скверную погоду, неплохо выглядят. Под вечер появляются Цымбал, Волохатых, Краснощеков. Ну вот — все наши сборы в сборе. На тренерском совете решаем отодвинуть на несколько дней возвращение домой, т. к. из-за погодной неувязки на Ленина под пик Коммунизма летим чуть позже, но главное нам не гарантируют обратный вертолёт на наш срок. Бурные дебаты. Мало кто хочет задерживаться на Памире, у людей сложности с работой, с семьей. Парадокс: мы, альпинисты, прибыли на Памир с целью восхождения на высочайшие вершины СССР и теперь нас Корнеев Валерка уговаривает идти на гору. Мне самому очень не хочется переносить время отлёта, т. к. запланировал на несколько дней съездить на родину, повидать родителей, Кирилла забрать. И так получается, что эта поездка в Елань стала самой светлой мечтой лета. Да и не верится в возможность покорения пика Коммунизма. Тут на Ленина не всё ладится, а там будет ещё сложнее. Хуже, что я заявлен на пик Коммунизма в команду на первенство УССР. Принял соломоново решение: на Москвина лечу, но билет переоформлять на 18.08. не буду с Оша, как-нибудь одному удастся вырваться раньше всех с поляны Москвина.
28.07.87. Утром выходим наверх. Погода отличная. Дорога до оскомины привычная. На 4200 Загирняк засекает время, потраченное каждым от базового лагеря, мне он, шутя, делает внушение, что я затратил на 15 минут больше отведенных двух часов на переход. Я и не торопился, часов-то на руке нет. Мои электронно-механические сломались. Долго на 4200 не рассиживаемся, всё внутри нацелено вверх-вверх. Загирняк громогласно заявляет, что на переход до 5200 он дает каждому два часа. Двинулись. Дорога набитая. Аж не верится, что плутали здесь в молоке три дня назад. Без усилий справился с переходом за 1 час 50 минут. Расположились в лагере 5200, готовим обед, по тактическому плану у нас ночёвка здесь. Посматриваем наверх. А может, пойдем сегодня до 6100? Светлого времени хватит. Загирняк колеблется. По указанию уполномоченного района участок 5200–6100 из-за лавиноопасности проходить только утром. Но другие группы ходят здесь, когда хотят. Ладно! Идём. Двинулись на крутяк. Гораздо легче, чем утром неразмятыми. При подходе к опасному траверсу под «метлой» налетела пурга. Сильный ветер, снегом сечет лицо. Промахнулся с обувью. Пожалел валенки, чтобы пока не мокли от снега, несу их сверху рюкзака, а сам иду в вибраме. Очень тяжело двигаться, быстро заметает следы впереди идущего, проваливаюсь в снег. Рюкзак тянет. А еще место такое — не передохнешь, наоборот надо быстрее проскакивать. С этим опасным подъёмом и метель кончилась так же резко, как и налетела. Плетусь последним, совсем силы кончились, выползаю на полку, стоят чьи-то палатки, прошусь немного передохнуть около них. Извиняются, что не могут напоить меня чаем. Да ладно. Мне бы немного полежать. Как же одолеть последние несколько сот метров почти горизонтальной тропы. Двигаюсь по 10 м и падаю в снег, вымотался окончательно. Уже по темноте приползаю на 6100. Слышу чей-то удивленный возглас: «Гля, Леха только пришёл, а я думал, что все уже здесь». Ну вот, где-нибудь в снегу окочурился — никто не схватился бы. Ужин. Костромитинов, Мельник изъявили желание ночевать в иглу. Кстати и здесь на всякий случай была вырыта пещера.
29.07.87. Утром в иглу готовил завтрак на примусах — очень утомительное занятие, пока растопишь воду, пока вскипятишь. От стен, пола, потолка жилища веет холодом, оно, кстати, внутри очень хорошо оборудовано. В снегу выполнены полки, ниши для продуктов, площадка для сна — лежанка расположена выше низкого входа, чтобы не скапливался во время сна углекислый газ. Позавтракали, опять открывались консервы с лососем и опять мало кто их ел. Хорошо идёт консервированная ветчина. Аппетитом по-прежнему хвалиться не могу. Мельник жалуется на боли в боку, говорит печень, отказывается идти дальше. Остальные после завтрака выходят с бивуака и вытягиваются по тропе. Она сначала идет почти по ровному 200–300 м, затем вправо и вверх подъём постоянной крутизны около 30 градусов. Наметили сегодня переход сделать выше лагеря 6400. Прибавляем темп. Вдруг великолепно шедший одним из первых Агафонов останавливается, заявляет о плохом самочувствии и решает спускаться. Странно. Вроде в отличной форме парень. Неужели действительно не может? Ведь высотные восхождения сплошь наполнены отрицательными эмоциями. Наша вытянутая на подъёме колонна уменьшилась на одного человека. Склон очень длинный. Во мне заиграл живчик, рванул и легко с конца колонны промолотил почти к самой голове. Загирняк только головой покрутил и промычал что-то. Лезем вверх уже несколько часов, а конца склона и не видно. Подъём выматывает. Наконец-то выпираемся к месту, наподобие гребня, выходы скал, снег на них сдут ветром. Глаза постоянно шарят в поисках палаток. Скребутся по выглядывающим из снега камням кошки. А бивуака 6400 нет и нет, дойти бы засветло до палаток. Никто не думал, что на переход 6100 — 6400 уйдёт почти весь световой день. Вчера таким же темпом одолели по высоте 2,5 км, т. е. получается в 8 раз больше, что-то тут с высотами напутано. Мой утренний запал давно кончился и подхожу к лагерю 6400 уже не в головной группе. Размещаемся на высоте 6400. До сих пор нет Дулепова, несколько раз выхожу на край площадки и кричу в сгущающиеся сумерки. Женя мог просто заблудиться. А вот выйти к нему навстречу не было сил. А Загирняк взял и пошёл вниз за Женей, через час вернулся с его рюкзаком, сам Дулепов еле плелся сзади. Как оказалось, Женя, вымотанный, просто лежал на маленькой площадке в начале гребня. Если бы не М.В., то он сам бы не выбрался к лагерю. А холодная ночёвка на высоте под 6400 ничего хорошего Дулепову бы не сулила. (Вспоминая этот поступок Загирняка уже через десятилетия, получил подтверждение у альпинистов, знавших Загирняка, что это характерно для М.В. — в критических ситуациях брать инициативу в руки и решать проблему, а в обычной обстановке на восхождении он держится на вторых ролях). Вот незадача — одна высотная палатка, оставленная группой Волохатых, полностью забита снегом и льдом, наверное, вход был плохо закрыт. С трудом отдираем примерзший лед, вычищали палатку часа два, но так до конца и не освободили от снега и льда. Спать в ней не удастся, оборудовали под кухню. Лежим в палатках, в замерзшей высотке Костромитинов готовит ужин. Погода пока не подарок. Неужели и нам не повезет? Очень хочется пить — прямо умираю от жажды. Одеваю свои валенки с кошками и с большим трудом втискиваюсь к Лехе Костромитинову, от двух работающих примусов палатка потихоньку оттаивает. Осторожно ложусь рядом и выпрашиваю у Лехи несколько глотков компота. Прямо чувствую, как оживает мой организм, и надо же было соблазниться несколькими ягодками с компота. Только я их проглотил, как резко подкатила тошнота к горлу, до сих пор поражаюсь, как мне удалось выскочить кошками вперёд, не уронив ни одного примуса, с узкой палатки, куда с трудом протиснулся головой вперед. В общем, вывернуло меня, но уже так сказать на улице. Судорожно хватаю морозный воздух ртом. Немножко полегчало. Ложимся спать в двух палатках. Загирняк как молитву повторяет: «Хотя бы нам с погодой повезло». А пока у нас на гребне сильный ветер треплет палатки. Пытаемся заснуть, временами получается. Ночью завалило стойку палатки. Корнеев В.Н. говорит: «Надо вылезать наружу и поднимать палатку». Я вылез со спальника, надел валенки и полез наружу, даже мысли не возникло: «А почему именно я должен выходить в ледяной холод?». А стужа действительно знатная. Мороз и сильный ветер. Буквально через несколько секунд руки закоченели, вернулся к входу, сунул руки в палатку, там Головинский сразу сообразил и при свете фонарика насунул на них шерстяные рукавицы. В рукавицах, шатаясь от ураганного ветра, мне с большим трудом удалось поставить и закрепить стойку палатки. Окончательно замерзший, влезаю в спасительное тепло высотки. Да-а! Погодка — не фонтан. Опять забываемся коротким сном. В сонном мозгу бродит вялый вопрос: «А кто же ранним утром будет проверять погоду? Это же с палатки надо вылезать».
30.07.87. Поднимает всех Загирняк. Громко сообщая о хорошем состоянии погоды. Начинается одевание в страшной тесноте палатки, пакуюсь в пуховые штаны, жилет, пуховку. Вылезаю наружу. Светает. Сильный мороз и ветер, но небо чистое. Хватило ума на выход пуховку спрятать в рюкзак, а поверх жилета надеть ветрозащитный анорак. Что-то завтракали. Ну, какая еда? Чай — бутерброды. За пазуху сунул свою фляжку неразлучницу солдатскую. У умных людей на этот случай термоса имеются. Тронулись. Гребень широкий, пологий, даже не гребень — поля. Наст жёсткий, идти не тяжело. Группа Волохатых, по их словам, бороздили здесь снежные просторы буквально по пояс в снегу. У нас его или сдуло или утрамбовало ветром, морозом. Ветер очень жгучий, морозный, дует строго в правое ухо, двигаться приходится влево полубоком. Лицо вдобавок защищено марлевой повязкой, так что терпимо. Топаем в начале чёткой, тесной колонной, берём один увал за другим. Рельеф не меняется, небольшой общий уклон вверх. Прошли одинокую палатку, наверное, это чей-то лагерь 6500. Начинает мучить жажда, с каждым шагом становится всё нестерпимей. Растянулись. В отличие от памятного восхождения в 1984 году на Корженеву, теперь каждый несёт рюкзак и какой-то общий груз для организации бивуака, мало ли что, вдруг не успеем спуститься к палаткам на 6400. Безуспешно пытаюсь выудить капли жидкости из своей фляги, чай, к сожалению, замёрз. Первый раз со мной такое, просто в такой мороз ещё не восходил. Начинает беспокоить яркое солнце. Выбираемся на горизонтальное поле. Ноги еле волочим. Пить!!! Видна кем-то построенная стенка из снежных кирпичей. Предположительно высота 6700. Стали на привал. Начальники решают натопить воды на примусах, всех мучит жажда. Отдыхаем, на двух примусах топится снег, такое ощущение — для грамма воды надо кубометр снега. Очень медленный процесс. Громко возмущается Загирняк действиями Гриценко Влада, тот посреди пути бросил палатку, решив, что она не нужна. А М.В. тем временем упирался, тащил дальше каркас от этой палатки. Наконец появляется вода в наших кастрюлях, кидаем в воду концентрированный сок, который тоже замерз. Раздают всем по две чашечки (аэрофлотовской) драгоценной влаги. Пью и чувствую, как по мановению волшебной палочки, оживает организм, появляется сила в руках, ногах. Теперь можно идти. Оставляем у этого укрытия всё лишнее: примуса, кастрюли, какие-то продукты. Буквально из-за пары глотков жидкости мы потеряли 2,5 часа. Гребень начал снижаться. По всей видимости, это то место, о котором говорил Гордиенко Вовочка: «Видимости нет, дорога идет вниз — наверное, мы были на вершине». А до вершины отсюда ещё далеко. Хорошо виден крутой предвершинный взлет. Через час опять мучает жажда. Ноги отяжелели. Отдыхать приходится буквально через каждый шаг. Пить!!! С надеждой достаю из-за пазухи фляжку, тщетно — лёд внутри. Ещё несколько мучительных шагов. Ну не могу я больше! Не могу! Внутри я уже сдался, сознание уже не могло переносить муки, а ноги бессознательно тянули тело вверх. Факт, который я не мог объяснить ни тогда, ни потом. Сдавшийся, физически выдохшийся, я безвольно прилагал нечеловеческие усилия и лез вперёд. Предвершинная башня, крутизна снежного склона 35–40 градусов. Мысли мои, туманно расплывчатые, как это ни странно заняты земным, а пересохшие губы шепчут какую-ту ерунду. Склон бесконечен, пытка подъёма. Сил уже нет, и ничего уже нет, и непонятно, чем переставляются ноги. Ползу на четырех костях, благо крутизна склона позволяет. Подъём заканчивается горизонтальной площадкой. Это вершина. Куски скал видны под снегом, здесь Корнеев В.Н., Головинский, Гриценко. В изнеможении валюсь прямо на барельефы Владимира Ильича Ленина. Ребята ходят по вершине, фотографируют. У меня даже не возникла мысль оглядеть панораму с 7000 метров. Корнеев Валерка распоряжается: «Всем быстро вниз, Влад себя плохо чувствует!». Подхожу к краю площадки вершины: ух и круто! Что же меня ждёт в случае срыва при спуске? Направо по спуску широкий безопасный выкат, а вот левее при хорошей скорости можно вылететь на отвес в сторону наших лагерей 4200, 5200. Крадусь на спуске еле-еле, круто, очень боюсь сбить при возможном срыве поднимающегося Загирняка. Это опасение мобилизовало мое уставшее тело и, как только мы разминулись с М.В., ноги мои проскользнули и срыв. Автоматически произвожу зарубание, благо ледоруб был наготове. Скорость скольжения приличная, прикладываю все усилия для торможения. Остановился. Лежу как тряпка. Нет сил даже голову поднять. Всё потратил на самозадержание. Мысленно представляю себя на этом хорошо всем просматриваемом взлете, народу кругом валом. Стыдно. Никто не падает здесь. Поднимаюсь. Ноги совсем не держат. Крутой склон еще не закончился, делаю пару шагов и опять лечу. Опять приходится зарубаться. Лежу. Страшно запыхался, грудь ходуном ходит, пытаюсь выловить в воздухе молекулы кислорода. А где он тут на 7000 метрах? Кое-как спускаюсь до гребня. Дальше простая работа по тропе широченного гребня пика Ленина. Ноги заплетаются. Встречаю Соловьева, он с большим трудом движется вверх, ему тоже тяжело. Дорога моя горбами, вниз идти трудно, по ровному — через силу, вверх совсем невмоготу. Погода великолепная, ветер утихомирился, тепло, на небе ни облачка. Кто был со мной на вершине убежали вперёд, в том числе и больной Гриценко, другие сзади. Перед очередным взлетом на спуске у снежной стеночки отдыхает Костромитинов, при моем приближении он двинулся дальше. Я прилег на его место, с тоской гляжу на этот подъём, как же его преодолеть. Хоть сдавайся. Весь организм раздирает жажда, теперь все мысли об оставленных примусах, там можно натопить воды. Наконец дошёл до наших вещей, сознание как в тумане. Всё во мне вопит: «Воды!». Ее тут никто не готовит, наши торопятся дальше. Корнеев настаивает на срочном спуске. Я упёрся: без питья ни шагу не сделаю. Хорошо Загирняк выручил зажигалкой и тоже задерживаться не стал. С большим трудом разжигаю примус, топлю снег, укрывшись за стенкой из снежных кирпичиков. Вода не успевает толком растаять, как я ее выпиваю. Еле утолил жажду. Набрасываю полный котелок снега и оставляю примус включенным, подойдут наши ребята сверху, будет им питьё. Пошёл вниз. Самочувствие совсем неважное. Подкатила тошнота. Начинаю пугать окрестности. Тут меня нагоняют два болгарина и удивленно на меня смотрят. Через полчаса уже я их настигаю своим черепашьим темпом, они стоят буквой «г» и дуэтом повторяют мой процесс. Потом меня опять стошнило под удивленные взгляды болгар. Ниже пришла очередь моих невольных спутников пугать окрестности. И так мы спускались, мучились, поочередно обгоняя друг друга. Наконец доползаю до наших палаток на 6400. Волшебный напиток — горячий чай! Жаль, что дают его не ведрами, а всего лишь маленькой кружкой. К темноте спускаются последние наши ребята, говорят, что задержались из-за Соловьева, очень тяжело ему было. Так закончился день восхождения.